18 вересня
Тарас Шевченко
Учора святкували іменини премилої бабусі Любові Григорівни Явленської. Сьогодні святкуємо народини її премилого внука О. О. Сапожникова. А поки ще сніданок не загрожує, то я по-вчорашньому скористаюся безтурботним ранком і перепишу ще одного вірша з заповідного портфелю нашого предоброго капітана.
Русскому народу. 1854 года.
– «Меня поставил Бог над русскою землею»,
– Сказал нам русский царь:
– «Во имя Божие склонитесь предо мною,
Мой трон – его алтарь!
Для русских не нужны заботы гражданина,
Я думаю за вас!
Усните. Сторожит глаз царский властелина
Россию всякий час.
Мой ум вас сторожит от чуждых нападений,
От внутреннего зла.
Пусть ваша жизнь течет вдали забот в смиреньи,
Спокойна и светла!
Советы не нужны помазаннику Бога:
Мне Бог дает совет.
[Народ идет за мной невидимой дорогой,
Один я вижу свет].
Гордитесь, русские, быть царскими рабами,
Закон ваш – мысль моя!
Отечество вам – флаг над гордыми дворцами,
Россия – это я».
Мы долго верили: в грязи восточной лени
И мелкой суеты
Покорно целовал ряд русских поколений
Прах царственной пяты.
Бездействие ума над нами тяготело.
За грудами бумаг,
За перепискою мы забывали дело;
В присутственных местах
В защиту воровства, в защиту нераденья
Мы ставили закон;
Под буквою скрывались преступленья,
Но пункт был соблюден;
Своим директорам, министрам мы служили,
Россию позабыв,
Пред ними ползали, чинов у них просили,
Крестов наперерыв;
И стало воровство нам делом обыденным,
Кто мог схватить – тот брал,
И тот меж нами был всех более почтенный,
Кто более украл.
Развод определял познанье генерала,
Глуп он, умен,
Церемониальный марш и выправка решала,
Чего достоин он.
Бригадный командир был лучший губернатор,
[Искуснейший стратег,]
Отличный инженер, правдивейший сенатор,
Честнейший человек.
Начальник низший, прав не признавая,
Был деспот, полубог;
Бессмысленный сатрап был царский бич для края,
Губил, вредил, где мог.
Стал конюх цензором, шут царский адмиралом,
Клейнмихель графом стал!
Россия отдана в аренду обиралам…
Что ж русский? Русский спал…
Кряхтя, нес мужичок, как прежде, господину
Прадедовский оброк;
Кряхтя, помещик нес вторую половину
Имения в залог.
Кряхтя, по-прежнему дань русские платили
Подъячим и властям,
Качали головой, шептались, говорили,
Что это стыд и срам,
Что правды нет в суде, что тратят миллионы,
– России кровь и пот –
На путешествия, киоски, павильоны,
Что плохо все идет.
Потом за ералаш садились по полтине,
Косясь по сторонам;
Рашели хлопали, бранили Фреццолини,
Лорнировали дам
И низко кланялись продажному вельможе
[И грызлись за чины,
И спали, жизнь свою заботой не тревожа,]
Отечества сыны!
Иль удалялись в глушь прадедовских имений
В бездействии жиреть,
Мечтать о пироге, беседовать о сене,
Животным умереть.
А если кто-нибудь средь общей летаргии,
Мечтою увлечен,
Их призывал на брань за правду и Россию,
Как был бедняк смешон!
Как ловко над его безумьем издевался
Чиновный фарисей,
Как быстро от него, бледнея, отрекался
Вчерашний круг друзей!
И под анафемой общественного мненья,
Средь смрада рудников
Он узнавал, что грех прервать оцепененье,
Тяжелый сон рабов;
И он был позабыт; порой лишь о безумце
Шептали здесь и там:
«Быть может, он и прав… да, жалко вольнодумца,
Но что за дело нам?»
Спасибі Іванові Никифоровичу Явленському за те, що він одмовився від сніданку й допоміг мені скінчити чудову прелюдію до чудового вірша, який я, коли Бог поможе, перепишу завтра.