8.11.1856 р. До Бр. Залеського

Давно, очень давно я не пишу тебе, друже мой единый. Не было о чем писать. Не было материала и ни малейших событий в нашем забытом захолустьи. Отвратительное бездействие и однообразие! 15 сентября посетил нас Бюрно, но так не надолго (на пять часов), что я потерял надежду увидеться с ним. Он, однако ж, вспомнил обо мне перед самым выездом своим. Принял меня, как давно и хорошо знакомый человек. Свидание наше длилось несколько [минут]. И в эти короткие минуты я успел полюбить этого счастливого человека. Я его называю потому счастливым, что такие люди, как он, не требуют долгого и пристального вглядыванья в свой характер. Такие любимцы Бога одним движением, одним взглядом говорят вам: нам можно все доверить. В продолжение нескольких минут [такому сообщишь то], чего иному в продолжение жизни не скажешь. Он не обещал мне много, чем я особенно доволен. Много обещать – значит ничего не сделать. Он просил меня писать ему и присылать куски материи. Но я этого не делаю. Мне кажется неделикатной подобная корреспонденция. И встретились, и простились мы с ним, как старые и добрые приятели. Надолго останется в моем сердце это кратко-длинное свидание, эта симпатическая, благородная физиономия, издающая тихие, кроткие звуки. Напиши ему от меня самое глубокое сердечное приветствие.

О высочайших помилованиях по случаю коронации у нас еще ничего не известно. Я не ласкаю себя ни малейшей надеждою. Чем и как я могу уничтожить предубеждения В[асилия] Алексеевича]? Есть у меня на это оправдание, но я не смею привести его в исполнение. Необходимо, чтобы В[асилий] А[лексеевич] спросил у графа Орлова, на чей счет я воспитывался в академии и за что мне запрещено рисовать? Словом, чтобы граф Орлов пояснил мою темную конфирмацию. Но кто легко расстается с своими предубеждениями?

Писал я через Михайла тебе еще в начале лета. Не знаю, получил ли ты мое письмо. Михайло не написал мне еще и двух строчек и кажется, что и не напишет. Я не знаю, что бы это значило. Не время ли ему, или просто непростительная лень, или что-нибудь другое? Не знаю. Во всяком случае, мне это больно. Кажется, один ты мой верный, неизменный корреспондент. Сердечно благодарю тебя, мой друже единый. Извини меня перед Сигизмондом, что я не пишу ему. Причина натуральная. Не знаю, куды писать. Если он еще в Петербурге, то напиши ему мой искренний привет и покорнейшую просьбу уничтожить «Варнака» и (я настоящий попрошайка) прислать мне две плитки сепии, фирмы Sepia de Roma или фабрики Шанеля. В настоящее время у меня этой краски ни полграна. Хорошо еще, что и других нет средств, и главнейшего – помещения, а то бы я умер с досады. Недавно мне пришла мысль представить в лицах евангельскую притчу о блудном сыне в нравах и обычаях современного русского сословия. Идея сама по себе глубоко поучительна, но какие душу раздирающие картины составил я в моем воображении на эту истинно нравственную тему. Картины с мельчайшими подробностями готовы (разумеется, в воображении), и дай мне теперь самые бедные средства, я окоченел бы над работой. Я почти доволен, что не имею теперь средств начать работу. Мысль еще не созрела, легко мог бы наделать промахов. А в продолжение зимы обдумаю, взлелею, выношу, как мать младенца в своей утробе, эту бесконечно разнообразную тему, а весной, помолясь Богу, приступлю к исполнению хотя бы то в собачей конуре.

Если Бог поможет мне осуществить мое предположение, то из этой темы составится порядочной толщины альбом, и если бы хоть когда-нибудь мне удалось издать в литографии, то я был бы выше всякого земного счастия. Но если, [избави] Боже, неудача, то я умру: идея слишком тесно срослась с моей душою. В следующем письме я опишу тебе несколько картин так, как они теперь мне представляются.

О чем же мне еще писать тебе, мой друже единый? Отвратительное однообразие! Полгода уже прошло, как я писал тебе, и теперь писать не о чем! Если продлится еще год мое заточение, то я непременно одурею, и из заветной моей мысли, из моего «Блудного сына» выйдет жалкая карикатура, бесцветный образ расслабленного воображения, и ничего больше. Грустная, безотрадная перспектива! Для исполнения задуманного мною сюжета необходимы живые, а не воображаемые типы. А где я их возьму в этом вороньем гнезде? А без них, без этих путеводителей, легко сбиться с дороги и наделать самых нелепых промахов. Но довольно об этом!

Напиши ты мне, как ты намерен распорядиться своим будущим. Кого ты намерен из себя сделать – артиста или чиновника? И на том, и на другом поприще сердечно желаю тебе успеха. Но мне бы искренно хотелось, чтобы ты избрал поприще артиста. Не знаю твоих материальных средств – фундамент[а] всех наших предприятий. Моральными средствами ты владеешь, у тебя есть любовь к искусству, и этого достаточно; о способностях не хлопочи: они верные спутники этого прекрасного светила. О, если бы когда-нибудь привелось мне увидеть тебя и увидеть истинным артистом (не истинным ты не можешь быть)! Тогда радость моя была бы безгранична. Устрой свое будущее, если можно, так, а не иначе. Тогда, где бы я ни был, пешком приду любоваться твоими произведениями.

Посоветуй, что мне делать с лоскутьями шерстяной материи? У меня их накопилось кусков около десятка. Прошедшее лето благоприятствовало моей мануфактуре. В Оренбурге, кроме Бюрно, я никого не имею; но я ни за что не решуся беспокоить его таким материальным предложением. На Михайла и Карла надежда плохая, а на ленивых земляков моих и того хуже. Они непременно требуют пломбы. Простота и ничего больше. Где Аркадий и что он делает? Пиши ему и целуй его за меня. Пиши Сове и его целуй. Пиши Михайлу и его сначала поцелуй, а потом попеняй за непростительную лень, если это лень только. Не забудь написать Сигизмонду. И в заключение пиши Бюрно и целуй за меня этого благороднейшего человека.

От всего сердца целую твою счастливейшую мать.

Не забывай меня, друже мой единый.

Примітки

Подається за автографом, який зберігається в архіві Чарторийських Краківського національного музею (Bibl. Czart., rkps Ew. 1625; фотокопія – Інститут літератури ім. Т. Г. Шевченка НАН України, відділ рукописів, ф. 1, № 904).

Рік написання встановлюється за змістом, зокрема за згадкою про приїзд у Новопетровське укріплення К. І. Бюрно, а також за листом Бр. Залеського від 2 березня 1857 р., який є відповіддю на даний [Листи до Тараса Шевченка. – С. 79 – 80].

Вперше надруковано в журналі «Киевская старина» (1883. – № 4. – С. 853 – 856) з помилкою: замість Михайла – Михайлова.

Вперше введено до збірника творів у виданні: Шевченко Т. Твори: В 2 т. – СПб., 1911. – Т. 2. – С. 397 – 399.

Відповідь на лист Бр. Залеського від 3 липня 1856 р.; оскільки Шевченко не знав, чи одержав Бр. Залеський його попередній лист, надісланий у червні 1856 р., то частково повторює відповідь на листи Бр. Залеського від 8 – 9 червня 1856 р. і З. Сераковського від 9 червня 1856 р.

Відповідь Бр. Залеського від 2 березня 1857 р. див.: Листи до Тараса Шевченка. – с. 79 – 80.

15 сентября посетил нас Бюрно… – Про майбутній приїзд К. І. Бюрно повідомляв Шевченка Бр. Залеський у листі від 8 – 9 червня 1856 р. [Листи до Тараса Шевченка. – С. 69 – 70] і радив побачитися з ним.

Необходимо, чтобы В[асилий] А[лексеевич] спросил у графа Орлова, на чей счет я воспитывался в академии и за что мне запрещено рисовать? – Розслідуванням справи про Кирило-Мефодіївське братство керував начальник III відділу граф О. Ф. Орлов. Шевченко не міг знати, що саме від нього виходить формулювання провини поета в доповіді Миколі І 26 травня 1847 р., яка стала підставою обвинувачення й покарання:

«Шевченко, вместо того, чтобы вечно питать благоговейные чувства к особам августейшей фамилии, удостоившим выкупить его из крепостного состояния, сочинял стихи на малороссийском языке, самого возмутительного содержания. В них он […] с невероятною дерзостью изливал клеветы и желчь на особ императорского дома, забывая в них личных своих благодетелей» [Тарас Шевченко. Документи та матеріали до біографії. – с. 130].

Шевченко був викуплений ще до того, як царська родина передала гроші за лотерейні квитки (Там само. – № 23 – 25). Кошти, ймовірно, зібрали К. Брюллов та його друзі на приватній лотереї [Быков Н. А. Заметка о портрете В. А. Жуковского // Русская старина. – 1877. – № 11. – С. 534; Його ж. Заметка Николая Дмитриевича Быкова о Т. Г. Шевченке // Русская старина. – 1904. – № 7. – С. 60; Жур П. В. Шевченковский Петербург. – Л., 1964. – С. 108 – 123]. Жодної причетності до утримання Шевченка під час навчання в Академії мистецтв царська родина не мала: з 1 січня 1839 р. по 1 червня 1842 р. Шевченко був пансіонером Товариства заохочування художників, а ще до того, в 1837 – 1838 рр., Товариство неодноразово надавало Шевченкові матеріальну допомогу. Заборона малювати пояснюється, ймовірно, мстивістю Миколи І, розлюченого сатиричним осміянням царської родини в поемі «Сон».

Писал я через Михайла тебе еще в начале лета. – Відповідь на лист Бр. Залеського від 8 – 9 червня 1856 р. Шевченко написав орієнтовно в червні того ж року на ім’я М. Г. Цейзика.

Извини меня перед Сигизмондом… Если он еще в Петербурге, то напиши ему… просьбу уничтожить «Варнака»… – З попередніх листів Бр. Залеського та З. Сераковського від 8 – 9 червня 1856 р. Шевченко знав, що З. Сераковський їде через Петербург на місце розташування свого полку під Єкатеринослав, і намагався знищити рукопис повісті «Варнак», переписаний прапорщиком М. Г. Нагаєвим з помилками й пропусками в тексті.

Недавно мне пришла мысль представить в лицах евангельскую притчу о блудном сыне… – Це перша згадка про серію малюнків «Притча про блудного сина», з якої відомо вісім малюнків, виконаних у листопаді 1856 – жовтні 1857 р.

…и если бы хоть когда-нибудь мне удалось издать в литографии… – У відповідь Бр. Залеський запропонував послуги видавця «Виленского альбома» Яна Казимира Вільчинського (1820 – 1885), лікаря й мецената, який 1858 р. видав «Виленский альбом» з літографіями картин польських художників [Листи до Тараса Шевченка. – С. 79].

Посоветуй, что мне делать с лоскутьями шерстяной материи? У меня их накопилось кусков около десятка. – 2 березня 1857 р. Бр. Залеський відповів Шевченкові:

«Материю я жду с нетерпением, присылай, друже мой, столько кусков, сколько имеешь: у меня легко найдутся любители, и продажа подобных произведений не затруднит меня нисколько» [Листи до Тараса Шевченка. – С. 79].

На Михайла и Карла надежда плохая… – М. Г. Цейзик не листувався з Шевченком; К. І. Герн здебільшого перебував поза Оренбургом і теж не писав поетові.

Они непременно требуют пломбы. – Те ж, що й штемпель, – підпис автора на малюнку.

Где Аркадий… – А. М. Венгжиновський.

Пиши Сове… – Е.-В. Желіговському.

В. Л. Смілянська

Подається за виданням: Шевченко Т.Г. Повне зібрання творів у 12-и томах. – К.: Наукова думка, 2003 р., т. 6, с. 113 – 115 (текст), с. 395 – 396 (примітки).