7

Тарас Шевченко

Мы двигались той самой дорогой, по которой так недавно промчался гений войны со всеми ужасами. В городах, особенно в Борисове и Красном, были видны еще следы войны, а в селах только как будто ничего не бывало; только и следу, что у мужичков в банях на каменках заменен был булыжник чугунными ядрами. В Смоленске одном Смоленске оставались еще целые улицы в развалинах. А собор уже возобновлялся.

В Смоленске скупился наш полк, и после инспекторского смотра распустили нас на зимние квартиры. Так как я командовал гренадерскою ротою, то вместе с полковым штабом остался в Смоленске, а прочие роты расположились в окрестных селах. Туман с своею Варочкою тоже оставался в Смоленске. Несмотря на то, что половина города была еще в развалинах, дворянства к зиме съехалося много, и мы на развалинах древнего Смоленска зиму провели шумно и весело. Маменьки, вероятно, рассчитывая на полковую холостежь, навезли невест, да прехорошеньких; но, увы! решительно некому было сватать: наша молодежь, как и прежде еще [я] имел честь докладывать, вся переженилась. Признаюся, грешный человек, меня самого тогда подмывало повторить узы Гименея, да жаль стало Викторика, а ему в ту зиму только пошел четвертый годочек. А в этом возрасте для дитяти, я по себе знаю, что значит самая лучшая мачеха. А если, Боже сохрани, навяжется сатана в виде ангела неземного, тогда что делать? Итак, я подумал, подумал, да и рукой махнул. После я слышал, что предмет моих воздыханий сочетался браком с каким-то безногим богачом Энгельгардтом, и через год он уехал за границу, а она за другую. Я только Богу помолился, когда услыш[ал] услыхал такую интересную новость.

Квартиру я в полуразрушенном Смоленске успел захватить порядочную и недорогую. Была одна комната совершенно лишняя, я и предложил ее Туману с тем, чтобы он, как человек трезвый и аккуратный, присматривал за моим мизерным хозяйством. Да и Варочке его будет веселее,, и Викторик мой без меня скучать не будет. Нянька и гувернантка у меня была прекрасная и образов[анная] грамотная женщина, и Варочка в продолжение зимы шутя выучилася русской грамоте, да и Викторика моего выучила азбучке. В Великом посту он уже пребойко читал по верхам. А Варочка каждый божий день поутру и ввечеру читала вслух, в присутствии всех, утренние и вечерние молитвы. Счастливый Туман плакал от умиления, слушая, как его Варочка читает такие прекрасные молитвы, о которых он, человек темный, прежде и понятия не имел; особенно, когда начнет она читать «Помилуй мя, Боже» и дойдет до стиха «Сердце чисто созижди во мне, Боже», он положит земной поклон и сквозь слезы поцелует в темя свою умную Варочку. Зато нянька моя уже не нуждалася в башмаках, у нее всегда в запасе было пар шесть лишних, – на случай походу, как говорил Туман. А Викторик мой каждое воскресенье щеголял в новых сапогах. Я скажу ему, бывало: «Зачем ты ему, Туман, так часто сапоги переменяешь?» – «Росте, ваше благородие, то и переменяю». Добряк уверял меня, что ребенок может т[ак?] вы[расти?] так вырасти в продолжение недели, что ему необходимо сапоги переменять. Я раз было попробовал взять какой-то материи на платьице для Варочки, да и сам не рад был: Туман мой так расходился, что чуть было с квартиры не сошел. Насилу уломал я его – такой чудак! «Обижаете, – говорит, – ваше благородие» – да й баста. «У вас у, – говорит, – у самых росте дытына, а вы на чужих дитей тратытесь. Я чоловик рукомесленный, у меня завсигда буде, а вы де возьмете, як Бог не дасть здоровья? Хорошо еще, як пенсии дослужитесь, а то й так выпустять».

В продолжение зимы я коротко узнал этого простого, благородного и в высшей степени бескорыстного человека.

Весною выступили мы из Смоленска по Московской дороге. За обозом моим и за людьми я поручил надзирать моему Туману Туману и был совершенно спокоен. В походе всяко случается. Не везде для тебя все приготовлено, иной раз и натощак заснешь, что д[елать?] станешь делать? Но в этом походе я был как [у] Бога за пазухой. Бывало, не успеем прийти на место, у Тумана уже все готово: и для меня и для детей квартира, и самовар кипит, и ужин готовится, и лошадям всего вволю. И Бог его знает, как это он все успевал? А с мужичками, несмотря на свое хохлацкое произношение, никто лучше его ладить не умел. Удивительный человек!

В Москве скупилась вся наша дивизия, и бывший тогда еще корпусный наш командир, покойник Сакен, после инспекторского смотра отдал приказ по корпусу, чтобы всех неграмотных унтер-офицеров обратить в рядовые. Не знаю, что ему вздумалось, покойнику? Из этого вышла такая безладица в ротах, что и Боже упаси; особенно нам, ротным командирам, наделал он хлопот своим приказом. Безграмотных унтер-офицеров, действительно, было много, но зато это были люди самые расторопные и трезвые – две ничем не заменимые добродетели солдата. Так этаких-то людей мы должны были заменить грамотными пьяницами и ворами. Тут-то я только узнал, что значит так называемый грамотный русский человек. Эти грамотеи попадают в солдаты большею частию из помещичьих сельских писарей. Мужички наши недаром говорят: «Не буде добра и правды на земли, поки пысьменным очи не повылазять». Вследстви[е] Только вследствие глубокого презрения к этим грамотеям могла родиться подобная поговорка. Что бы подумал про моих земляков великий ревнитель народного образования Ланкастер, когда бы он знал, что у них существует такая варварская поговорка? Подумал бы, что земляки мои не люди, а пародия на людей. И был бы несправедлив. Общая грамотность в народе – величайшее добро, но где на 100 один грамотный – величайшее зло. Я ничего не знаю безнравственнее и отвратительнее сельского писаря; он первый грабитель бедного мужика, лентяй, пьяница и всех мер[зостей] [сосуд?], сосуд всех мерзостей и первый развратитель того же простодушного простодушного мужичка, потому что он Святое Письмо читает.

Покойный Основьяненко в своем «» только легкий очерк набросал этого отвратительного типа. И этакими-то грамотеями снабжают помещики нашу славную армию. И, наверно, покойник Сакен не отдал бы такого приказа, если бы он хоть неделю побыл экономом в помещичьем селе.

С званием барабанного старосты Туман соединял и скромное звание унтер-офицера, гордился и дорожил этим званием, как собственною личною заслугою. Но, увы! как человек неграмотный, должен был спороть не [мишурные?] только что купленные в Москве дорогие не мишурные, а настоящие серебреные галуны. И их пришлося спороть и бросить в помойную яму, так, ни за что спороть, потому только, что он неграмотный разбойник. Глубоко было задето самолюбие бедного Тумана. Развенчанный Как развенчанный не[сколько дней?] Наполеон, ходил он молча несколько дней, не принимая пищи.

Нашему полку назначена была квартира в Муроме, и мы собиралися в поход. Я просил его принять снова команду над моим мизерным хозяйством. «Возьмить соби ундира, – сказал он, едва удерживая слезы, – а то рядовой у вас що[сь] вас дорогою окраде». Я сам чуть не заплакал и не в силах был повторить моей просьбы. Отпуская его, я был так неосторожен, что предложил ему синенькую на водку. Зарыдал он, бедняк, плюнул на мою ассигнацию и вышел из комнаты. На другой день привели его из Арбатской части в полковой штаб едва-едва движущегося. Когда спросили его, где он пропадал, он только мог выговорить: «Водки! а то здохну!» Дали ему стакан водки и заперли в пустую комнату. Я испугался за него, но, слава Богу, мой страх был напрасен: Туман благополучно отрезвился и больше не повторял развлечения утехи в горе; только до самого Мурома шел он молча, как помешанный.

В Муроме вдруг Туман пропал. Я спросил спрашиваю, где он? Говорят, в госпитале. Я пошел навестить его. Прихожу, отворяю дверь в палату, и что же? Вот уж такой гравюры я не видал, да, я думаю, такой картины и на свете нет. Самому великому художнику не представлялось такое прекрасное и оригинальное видение. На койке в лазаретном халате и колпаке сидит Туман, а на коленях у него сидит Варочка с азбучкою в руках и складывает вслух тма, мна, а за нею тихонько повторяет басом басом повторяет Туман. Увидя меня, он смешался и, вставши, ответил на мое приветствие [и] прибавил, краснея: «Варочка мени оце мени “Помилуй мя, Боже” читала». – «Вот уж и “Помилуй мя, Боже!” – сказала Варочка наивно. – Вы еще и склады бог знает как читаете!» – «Цыть, дурне!» – сказал торопливо Туман, дергая ее за рукав. Варочка сконфузилась, взглянула на меня, потом на него и с упреком сказала: «Разве я неправду говорю? Думала завтра “аз, ангел” показать, а теперь и послезавтра не покажу, просидите вы у меня всю неделю на скла[дах] “тме, мне”». И сказа[вши] [с] последним словом выбежала из палаты. Туман посмотрел ей вслед и с досадой проговорил: «От тоби на!» А обратясь ко мне, прибавил: «Воно бреше, ваше благородие». Я видел ясно, что воно не бреше, но показал вид, что я не догадываюсь, в чем дело, [и] спросил его: «Что, она постоянно при тебе находится?» – «Нету, ваше благородие, У фельдшарши находится, а до мене забижыть на мы[нуту] яку мынуту, та й знову до фельдшарши. Таке непосыдяще!» – прибавил он, опуская глаза. «Клевещешь! Клевещешь, Туман. Я знаю, что ты делаешь. Да зачем же от меня скрывать? Разве худое дело учиться грамоте?» Туман с удивлением посмотрел на меня и, помолчавши, сказал: «Худое, ваше благородие, очень худое! Скажите, чи бачилы вы, щоб дытя, блазень, учило старого чоловика?» И бедняк почти заплакал. А спустя минуту стал меня просить, чтобы я никому не говорил о его грамоте. Я дал ему слово молчать. Предложил ему денег, но он сказал, что у него свои еще тянутся. Простившись и пожелав ему успеха, я вышел из палаты. «Алмаз, а не человек», – думал я и не жалел даже, что этот в коре алмаз алмаз в коре, – так он мне нравился в своем естественном виде. Хотел было я сделать сравнение с червонцем Крылова, да раздумал: такие натуры, как Туман, едва ли в состоянии переродиться, т. е переобразоваться.

Штаб-лекарь наш подсмотрел тайну Тумана и не выписывал его из госпиталя, пока он сам не просился. Через месяц является ко мне Туман с улыбающимся лицом (что было ему совсем не к лицу) и с азбучкою за обшлагом и просит меня, чтобы я послушал, как он читает. Я послушал его: изрядно читает и заповеди, и все, что есть в букваре. Я подал ему «Устав о гарнизонной службе», он и «Устав» читает. Я в тот же день отрекомендовал его адъютанту, а он бригадиру, и через месяц Туман нашил снова свои московские дорогие галуны, переселился ко мне на квартиру и снова принял в свои руки мое хозяйство.

Случилося так, что в тот самый [день], когда Туман наши[вал] торжественно нашивал свои нефальшивые галуны, и мне вышло повышение: я произведен был в майоры, а командиру первого баталиона вышла отставка; я и должен был принять от него баталион. Хотя я по-прежнему остался одиноким, но хозяйство мое поневоле должно было увеличиться. И такой человек, как Туман, был для меня необходим, а тем более, что Викторика своего отправил я в Нежин к сестрице, чтобы она приготовляла его для лицея. Следовательно, и Варочка, как дитя, для меня тоже была необходима, потому что я без Викторика страшно скучал, и она, точно ангел Божий, явилася в моем доме.

Да, не обинуяся, можно было уподобить ее ангелу Божию. Такой красоты неописанной я уже не увижу более! А кротость! Истинно ангельская кротость. Ей уже было лет одиннадцать с небольшим, и она мне чрезвычайно живо напоминала покойного Володьку, т. е. свою несчастную мать. Улыбка, голос, глаза – все было как [у] бедной матери. Только у Варочки все это было смягчено кротостью и непорочностью. Хотелося мне ее приохотить к книгам, но для ее возраста в то время какие можно было книги достать! Издавался в то время журнал под названием «Благонамеренный». Я прочитал в «Московских ведомостях» объявление и, увлекшись таким благородным названием, и выписал его собственно для Варочки, да как прочитал первую книжечку, так остальные уже и не разрезывал; так их у меня в ларе и мыши съели.

Во время пребывания Тумана в госпитале Варочка подружила с фельдшершею и теперь почти ежедневно ее посещала. Мне эти визиты были не по сердцу, несколько р[аз] и я несколько раз говорил Туману, что эта дружба до добра не доведет, но он, Бог его знает почему, не обращал на эт[о] мои слова внимания. Я прибегнул было к хитрости, т. е. приохотить ее к чтению и тем заставить ее сидеть дома. Х[итрость] Но хитрость моя не удалась. А Варочка тем временем росла и хорошела.

Примітки

Борисов – повітове місто Мінської губернії (тепер районний центр Мінської області Білорусі). Відступаючи, армія Наполеона І переправлялася через річку Березину біля Борисова. Місто було пограбоване і майже зруйноване.

Красне – тепер село Смоленської області Російської Федерації; поблизу нього двічі під час Вітчизняної війни 1812 р. (13 серпня і 15–18 листопада) відбулися великі бої російської і французької армій.

В одном Смоленске оставались еще целые улицы в развалинах. – Залишаючи Смоленськ, французькі війська зруйнували і спалили багато будівель. Сліди цієї пожежі були помітні ще багато років після війни (див.: Мурзакевич Н. Н. Записки // Русская старина. – 1887. – № 1. – С 45-46).

А собор уже возобновлялся. – Очевидно, мається на увазі Успенський собор (1677–1679, добудовувався у 1732–1740 рр.) у Смоленську.

Гіменей – у грецькій міфології бог шлюбу. Переносно – «узы Гименея» – подружній союз.

…с каким-то безногим богачом Энгельгардтом… – Ідеться про Андрія Васильовича Енгельгардта, брата П. В. Енгельгардта, кріпаком якого був Шевченко. А. В. Енгельгардт у 1807 р. в битві під містом Фрідляндом (Східна Пруссія) під час російсько-пруссько-французької війни втратив ногу.

Сакен (фон дер Остен) Фабіан Вільгельмович (1752–1837) – російський генерал, фельдмаршал (від 1826 р.), вступив на військову службу сержантом ще 1769 р. У 1794 р. за дії в Польщі нагороджений золотою шпагою, 1797 р. – одержав чин генерал-лейтенанта. В 1812 р. Сакен за наказом імператора Олександра І був відправлений у діючу армію як командир резервного корпусу. Його дії на Волині і в Білорусі мали вирішальний вплив на хід війни. Корпус Сакена був у складі сілезької армії Блюхера. Як командир частини союзної сілезької армії відзначився в боях біля Мекерна і Лейпцига (1813). 19 березня 1814 р. Сакена призначено генерал-губернатором Парижа. В 1818–1819 рр. він проводив зі своєю армією маневри під Муромом, про які згадується в повісті. Сакен не видавав наказів, про які говорить розповідач.

Ланкастер Джозеф (1771–1838) – англійський педагог, що розробив систему взаємного навчання в початковій школі, за якою старші та більш здібні учні проводили заняття з іншими учнями. Ця система була названа белл-ланкастерською (від прізвищ англійських педагогів А. Белла (1753–1832) і Л Ланкастера; вони незалежно один від одного запропонували подібні методи взаємного навчання в народних школах). У Росії белл-ланкастерські школи з’явилися 1818 р.

Покойный Основьяненко в своем «Шельменке, волостном писаре»… – Грицько Основ’яненко – літературний псевдонім Г. Ф. Квітки. Тут ідеться про твір Г. Ф. Квітки-Основ’яненка «Шельменко, волостной писарь, комедия в трех действиях» (Харків, 1831).

Муром – повітове місто Владимирської губернії (тепер районний центр Владимирської області Російської Федерації), розташоване на лівому березі р. Оки. Йдеться, очевидно, про 30-й єгерський полк.

«По окончании войны с Францией… русские воины, возвратясь в отечество, квартировали по разным губерниям. В Муроме расположен был 30-ый егерский полк» (Титов А. А. Историческое обозрение г. Мурома // Труды Владимирской ученой архивной комиссии. – Владимир, 1902. – Кн. 4. – С. 86).

…предложил ему синенькую… – тобто асигнацію в 5 крб.

Хотел было я сделать сравнение с червонцем Крылова. – Йдеться про байку І. А. Крилова «Червонец», в якій висловлено негативне ставлення до поширювання освіти серед народу, очевидно, з побоювань, що освіта може позбавити народ властивих йому моральних чеснот. Це особливо наголошено в перших рядках байки:

Полезно ль просвещенье?

Полезно, слова нет о том.

Но просвещением зовем

Мы часто роскоши прельщенье

И даже нравов развращенье:

Так надобно гораздо разбирать,

Как станешь грубости кору с людей сдирать,

Чтоб с ней и добрых свойств у них не растерять,

Чтоб не ослабить дух их, не испортить нравы…

(Крылов И. А. Сочинения: В 2 т. – М., 1969. – Т. 2. – С. 25).

З позицією І. А. Крилова солідаризується в даному разі не Шевченко, а герой його повісті, офіцер російської армії.

…Викторика своего отправил я в Нежин к сестрице, чтобы она приготовляла его для лицея. – Йдеться про гімназію вищих наук князя І. А Безбородка, засновану в Ніжині 1820 р., а 1832 р. перетворену на ліцей.

журнал под названием «Благонамеренный». – Щомісячний журнал «Благонамеренный» виходив у Петербурзі в 1818–1826 рр. Його видавцем був байкар, прозаїк і журналіст Олександр Юхимович Ізмайлов (1779–1831).

Я прочитал в «Московских ведомостях» объявление… – Газета «Московские ведомости» видавалася з 1756 по 1917 р.