6

Тарас Шевченко

Теперь, я думаю, не совсем еще поздно будет познакомить вас покороче с моим неуклюжим героем. Но лучше поздно нежели никогда, – говорит мудрая пословица.

В 1809 году запасные войска наши были расположены частою в Бессарабии, частию в Херсонской губернии, в том числе и наш полк. Я тогда только что кончил курс наук в Шляхетном кадетском корпусе, меня как меня, едва обмундировать успели, послали в действующую армию, т. е. в запасные войска. Прибыл я в полк, поступил в роту. Ротный командир и поручил мне, между прочими занятиями, только что прибывших в роту с полсотни рекрут обучить фронту. В числе рекрут был и А[ким] Туман.

Едва ли самая упрямая цыганская кляча перенесла столько побоев, сколько этот бедный рекрут, а дело вперед не подвигалось ни на шаг. Наука парню не далась. Шесть месяцев прошло, а он как ни в чем не бывало. А собою он был видный, здоровый, молодой, без всякого качества, как говаривал капрал, только с норовом. А правду сказать, так мы сами сноровки не знали, как обращаться с рекрутами, особенно с моими земляками. Владиславлев в то время не издавал еще памятной книжки для штаб- и обер-офицеров, в которой помещено весьма дельное наставление доктора N. о том на этот предмет. Вскоре был заключен с турками мир, и нашему полку приказано было двинуться вовнутрь России. Итак, мы на Тумане только напрасно хворост переломали. Наша рота двигалась вместе с полковым штабом, следовательно, и с полковой музыкой. Походом наш недобитый рекрут познакомился с барабанщиком; тот и давай ему на дневках открывать таинства своего искусства. Что же вы думаете? Не дошли мы еще до места своего на[значения] назначенного нам места, как наш Туман, или, как солдаты его называли, медведь, выбивал на барабане зорю, да так искусно, что сам учитель завидовал. Ротный командир видит, что медведь не совсем бестолков, предложил ему быть форменным барабанщиком. Туман охотно согласился и так предался с таким жаром и, можно сказать, увлечением предался своему любимому искусству, что когда под Бородином убили у нас барабанного старосту, то он занял его место. Что значит призвание! Уразумей мы в нем это призвание с самого начала, и фура хворосту не пропала бы даром.

Последующие события в служебной и частной жизни моего героя не так примечательны, чтобы их стоило описывать. Разве только, если верить его собственным словам, рассказать о том, как он познакомился с Блюхером, и как он ему по-немецки предлагал стакан шнапсу, и как Туман по-немецки же от шнапсу отказался и попросил у его высокопревосходительства стакан вейну, в чем, разумеется, ему и не было отказано. Принимая в соображение характер знаменитого полководца, все это могло случиться так, как рассказывает Туман: но я как не был свидетелем этой сцены, то и не ручаюсь за истину этого курьезного происшествия.

Святое времячко было для нашего брата, военного человека! Бывало, как поставят полк на зимние квартиры, так тут он и корни пустит. Ле[т] Зим десять с места не сойдет, так что наша братья наполовину переженятся. Что я говорю, наполовину? Все переженятся, если только невест в околотке хватит. Да, в то время невесты не засиживались, как теперь. Да что теперь? Не успеет полк, как говорится, места нагреть, глядь, его турнули на другой конец России, – какая тут женитьба! Дай Бог хоть познакомиться как-нибудь. А солдат? Просто блаженствовал. Иной ловкий парень ка[к] так сживется с хозяевами, что просто делается членом семейства, если не больше. Одно только, что было больно не по нутру нашим солдатикам, это форма, т. е. обмундирование. И действительно, страшно было смотреть, когда его, бедного, одевают в полную боевую амуницию. Два одевают третьего, а когда оденут и поставят на ноги, так уж и стой. А уж если, Боже сохрани, споткнулся да упал, так уж так и лежи: сам не встанет, нужно опять два человека, чтобы поставить его на ноги. А ко всему этому прибавьте белого сукна шинели; это такая была обуза для бедного солдата солдата, что он, бедный, не знал, что с нею делать: вместо того, чтобы защищаться от непогоды шинелью, он должен ее защитить. В настоящее время русский солдат в отношении обмундировки просто богдыхан китайский. Мундир только его немножко безобразит. Ну, да и этот недостаток со временем заменят чем-нибудь поблагопристойнее.

Кто про что, а солдат про амуничку. Так и я: увлекся крагами да кутасами, а о главном-то и забыл. Вот как было.

По обычаю того времени полк наш прозимовал в одних и тех же квартирах осемь зим с лишком. Варочка (так называл свою во[спитанницу] Туман свою воспитанницу) росла не по дням, а по часам. И что это за прелестное дитя было! Просто совершенство детской красоты. Вот уж я пятый десяток коротаю, а не видал еще другого такого очаровательного дитяти. И ко всему этому – тихое, скромное, совершенный ангел небесный. Оно если и позволяло себе иногда детскую резвость, так только с одним своим татом (так называла она угрюмого Тумана). И самая нежная мать не может ласковее улыбаться своему дитяти, как Ту[ман] угрюмый Туман улыбался, гля[дя] лаская свою кудрявую Варочку Мне часто случалось его видеть, сидящего под хатою на завалине и ласкающего на коленях свою Варочку. Мне всегда эта сцена напоминала прекрасную гравюру, изображающую усатого рыцаря в кольчуге с прекрасным младенцем на руках. Дитя треплет его за усы, а он ему ласково улыбается. Точь-в-точь Туман с своею Варочкой. Счастливый Туман! А правду сказать, он вполне заслуживал этого счастья.

Взявши на свое попечение дитя, он сов[ершенно] начал с того, что перестал курить трубку и пить водку. Хотя он не был никогда записным пьяницей, но при случае от добрых людей не отставал. И как человек Отказавшись от единственных прелестей солдата, он все-таки немного уэкономил для своей Варочки. Простыми ломовыми трудами в жидовском местечке не много возьмешь; нужно было думать о каком-нибудь ремесле. Вот он, понадумавшись хорошенько, принялся сапоги тачать. Тачает он их год, другой, а на третий приносит он мне показать опойковые сапоги собственного изделия. Да какие сапоги, я вам скажу! Хоть столичному мастеру, так в нос бросится. Я, признаться, не поверил ему его досужеству и велел ему сделать для себя сапоги; он и сделал. Посмотрю – еще лучше: на ноге сидит просто как вылитый сапог. Я рекомендовал его товарищам. Туман ретиво принялся работать, и не прошло году, как Туман уже работал на всех офицеров в полку и даже на самого бригадира, который, как известно, все еще щеголял в парижских сапогах и думал уже было заказывать в Варшаве. Так вот какой из Тума[на] неуклюжего и, как думали, глуповатого Тумана вышел мастер. Правда, что редко встречаются в русском человеке две эти добродетели, т. е. и мастерство, и трезвость, однако ж встречаются, и вот вам доказательство – Туман. Зато он жил, как и иному офицеру дай Бог так жить: квартира у него лучше квартиры офицерской (он нанимал от[дельную] у шляхтича отдельную хатку в саду; не помню, что платил). Нянька у него то[же] нанятая опрятная старушка, тоже чуть-чуть ли не шляхтянка. Себе он только и отказывал в вине и в трубке, а больше ни в чем. А про Варочку и говорить нечего: выбежит, бывало, на улицу, что твоя куколка разрисованная, – куда шляхетские дети! Просто замарашки перед ней. А сам Туман так только и показывался на ученьи, нигде больше его не увидишь: сидит себе и день и ночь за своими сапогами да песенки попевает.

Человек трудолюбивый, по-моему, самый счастливый человек на свете, особенно если труд его имеет такую возвышенную, такую благородную цель, как труд этого простого, этого безграмотного человека. Завидую тебе и всегда буду завидовать тебе, мой незабвенный благородный счастливый благородный труженик.

Старушка, Варочкина нянька, между прочими добродетелями, была еще и грамотная, по-польски, разумеется, почему я и заключаю, что она должна быть шляхетского роду. И когда Варочке пошел пятый или шестой год, – не помню хорошенько, помню только, что она уже говорила чисто и внятно и еще немножко картавила, что выговору ее придавало особенную прелесть, – старушка нянька на досуге принялася показывать грамоту Варочке. Туману это понравилось понравилось, что Варочка его будет читать, да еще по-польски, и удовольствие свое он выразил тем, что на первой в местечке ярманке купил шерстяной какого-то темного цвета платок, тулуп и козловые сапоги, да сверх этого подарил ей полкарбованца. Старушка была в восторге, и благодарностям конца не было. Сначала Туман было подумал: «К чему ей грамота? Что она за панна такая?» Но, посмотревши на дитя, нашел, что она действительно панна, [и], махнувши рукой, сказал: «Нехай соби учиться, умитыме до ладу хоть Богу помолыться». А так как простодушный Туман не находил большой разницы между языками немецким и французским, то так само и между грамотой польской и русской: все равно, абы читала.

Однажды, – это уже было вскоре перед нашим выходом из благословенного местечка, – иду я по улице мимо квартиры Тумана и вижу: Туман сидит под хаткою на завалине в своем пестром мундире и с барабаном между колен (должно быть, только что пришел с ученья). Перед ним стоит Варочка и просит у него барабанные палки. Он ей подал, она взяла палки да как приударит поход, так что твой насто[ящий] барабанщик. Я просто удивился: настоящая «Córka regimentu», что в прошлом лете в Ромне польские актеры представляли. Но нужно было видеть самого Тумана: ни один, я думаю, любитель музыки не слушал с такою любовию симфонию Бетговена, с какою он слушал и любовался своей Варочкой.

Это мне напомнило другой эстамп, такой самой величины, да чуть ли и не одного мастера, – на котором изображен рыцарь, также в кольчуге, обучающий мальчика бить на барабане. Только переменить костюм, и будет та самая картина.

Варочке уже минуло осемь лет, когда нашему полку приказано было двинуться по Смоленской дороге. Туман как бы предвидел эту катастрофу, обзавелся лошадью и повозкой, так что, когда приказали выступить в поход, наша братья втридорога платила за паршивую лошаденку, и то трудно было достать, а Туман только улыбается, глядя на запыхавшихся факторов и на наши сборы. Кое-как мы собралися, и в одно прекрасное утро полковой штаб и моя рота выступили из благодатного местечка. Проводы были пышные. Да и как не быть им пышным? Простоявши столько времени на одном месте многие солдатики не только коханками – детками обзавелись. Ну, да эта картина не в моем вкусе, и я не буду описывать вам ни слез, ни рыданий, ни судорожных объятий; скажу только, что первый переход наш длился целый день и половина моей удалой роты ночевала на дороге.

Примітки

В 1809 году запасные войска наши были расположены частию в Бессарабии, частию в Херсонской губернии… – Йдеться про російсько-турецьку війну 1806–1812 рр., що була спричинена прагненням воюючих сторін захопити Північне Причорномор’я та Грузію. Тривала з великими перервами. Закінчилася підписанням Бухарестського договору (1812), за яким до складу Російської імперії ввійшли Бессарабія і Західна Грузія.

Шляхетський кадетський корпус – закритий загальноосвітній військово-навчальний заклад, заснований у Петербурзі 1732 р. для дворянських дітей віком від 13 до 18 років. У 1743 р. одержав назву Сухопутного шляхетського корпусу. В 1800 р. перейменований у 1-й Кадетський корпус. У 1752 р. був відкритий також Морський шляхетський корпус.

На початку XIX ст. назва «шляхетський корпус» перестала вживатися у зв’язку зі створенням системи кадетських корпусів. Випускники цих навчальних закладів виходили на службу в чині унтер-офіцерів, прапорщиків і підпрапорщиків. Крім того, в цих закладах готувалися також кадри цивільних чиновників і дипломатів, суддів тощо. У другій чверті XIX ст. вони знову стали виключно військово-виховними.

Капрал – військове звання молодшого командира (перший чин після солдата) в арміях деяких країн і в російській армії у XVIII – першій половині XIX ст.; при Миколі І замінено званням унтер-офіцера.

Владиславлев Володимир Андрійович (1807–1856) – російський письменник, видавець альманаху «Утренняя заря» (СПб., 1839–1843). Служив у жандармському корпусі. Шевченко був знайомий з В. А. Владиславлєвим. Обидва бували на літературних вечорах у О. М. Струговщикова в 1839–1841 рр. (див.: Спогади про Тараса Шевченка. – С. 73). В альманасі «Утренняя заря» за 1841 р. були вміщені гравюри з акварелей учителя Шевченка – К. П. Брюллова «Перерване побачення» та «Сон бабусі й онуки». Копії з цих акварелей, виконані Шевченком, належали видавцеві [Судак В. О. Сторінки діяльності Т. Г. Шевченка-ілюстратора // Народна творчість та етнографія. – 1989. – № 1. – С. 4].

У згаданій Шевченком книжці для офіцерів – упорядкованому В. А. Владиславлєвим довіднику «Памятная книжка военных узаконений для штаб- и обер-офицеров» (СПб., 1851) про українців сказано таке: «Самі дуже добрі, вони не терплять грубості й жорстокості від інших. Ласкавістю з українцем можна всього досягти» (цит. за вид.: Шевченко Т. Повне видання творів: У 16 т. – Т. 8. – С 302). Цим рекомендаціям передує характеристика українців як національно-психологічного типу.

…выбивал на барабане зорю… – Йдеться про подавання умовного військового вранішнього чи вечірнього сигналу на барабані.

Бородіно – село, поблизу якого 26 серпня 1812 р. відбулася битва між російською армією під командуванням М. І. Кутузова і французькою армією Наполеона І, що мала вирішальний вплив на хід Вітчизняної війни 1812 р.

В настоящее время русский солдат в отношении обмундировки просто богдыхан китайский. – Тобто добре обмундирований. Богдихан (від монгол, богдохан – священний володар) – назва китайських імператорів, прийнята в російських грамотах XVI–XVII ст. та в літературі.

…увлекся крагами да кутасами… – Краги – шкіряні гетри. Кутаси – оздоба з коси та китиць на єгерських шапках і ківерах в 1784–1828 рр.

…опойковые сапоги… – чоботи із шкур молодих телят.

Бригадир – командир бригади, проміжний чин між полковником і генерал-майором. Звання бригадира введено Петром І і скасовано в кінці XVIII ст. Павлом І. Поділ на бригади зберігся лише в єгерських полках.

…настоящая Córka regimentu, что в прошлом лете в Ромне польские актеры представляли. – «Córka regimentu» – польська назва комічної опери італійського композитора Г. Доніцетті (1797–1848) «Дочка полку».

Фактор – довірена особа, що виконує різні доручення, посередник, дрібний маклер.