2

Тарас Шевченко

– Эй, хозяин! Что же чаю? – сказал я громче обыкновенного, обращаясь к растворенной двери.

– Зараз, – откликнулся из третьей комнаты жидовский женский голос.

– А чтобы вам своего мессии ждать и не дождаться дождать так, как я не дождуся дождусь вашего чаю! – Не успел я проговорить эту гневную фразу, как в дверях показалась кудрявая черноволосая жидово[чка] прехорошенькая жидовочка, но такая грязная, что смотреть было невозможно.

– Где Где Где же чай? – спросил я у запачканной Гебы.

– У нас чаю нет, а не угодно ли…

– Как нет? Где хозяин? – прервал я испуганную испуганную запачканную Гебу. Я не на шутку осерчал.

– Хозяин пошли спать, – отвечала она робко.

– Если чаю нет, так что же у вас есть? – спросил я [я] ее с досадой.

– Фаршированная щука и…

– И больше ничего, – прервал я ее. А меня прервал вошедший в комнату фактор с двумя новенькими книгами в руках. Я изумился, но сейчас же пришел в себя и велел подать щуку, а и потом уже обратился к фактору и и, равнодушно взял у него из рук него книги. Смотрю, – книги действительно новые, неразрезанные. Я хотя и привык, как человек благовоспитанный, скрывать внутреннее движение внутренние движения, но тут не утерпел, ахнул и назвал жидка настоящим слугою пана Твардовского. Жидок улыбнулся, а я на обертке прочитал: «Морской сборник» 1855 1855 года, № 1. Я еще раз удивился и, обратяся обратясь к фактору, сказал: «Скажи же ты мне ради самого Моисея, какою ты силою творишь подобные чудеса? И расскажи мне расскажи, как и от кого достал эти ты эти книги?»

– О!.. Эти книги дорого стоят, если рассказать вам их историю, – сказал жидок и провел по голове пальцами, как бы поправляя ермолку.

– Сослужи же мне последнюю службу, – сказал я ласково своему Мер[курию] рыжему Меркурию, – расскажи ты мне историю этих дорогих книг. – Жидок замялся и почесал за ухом. Я посулил ему ему злотый на пиво, это его ободрило, он вежливо попросил позволения сесть и, почесавши еще раз за ухом, рассказал мне такую живую истинную т[рагедию] живую истинную драму истинную драму драму, что если бы не его жидовская декламация, то я непременно бы расплакался. Содержание драмы очень просто и так обыкновенно, что поневоле делается грустно. Происшествие такого рода.

Из Севастополя в Смоленскую губернию ехал какой-то флотский офицер, Бог его знает, раненый ли, или просто больной, с двумя малютками детьми и с женой. Дело было зимой или в конце зимы; дорога так его, бедного, измучила, что он принужден был остановиться в Белой Церкви на несколько дней – отдохнуть. Болезнь усилилась и положила его в постель. Что им оставалося оставалось делать? Сидеть в жидовской грязной и дорогой хате и дожидать какого-нибудь конца. Началась распутица, все вздорожало. Своих денег не было, расходовались прогоны. И прогоны уже израсходовались израсходовались, а больной не вставал. Какой-то проезжий медик навестил его и только покачал головою, головой, и ничего больше. Рецепт не для чего было писать, потому что в местечке какая аптека?

На другой день после визита медика больной умер, оставил свою вдову и детей, что называется, без копейки. Что оставалось ей, бедной, делать в таком горьком положении? Она написала письмо родственникам мужа в Смоленскую губернию, а в ожидании ответа начала продавать за бесценок мужнин гардероб и иные бедные крохи, чтобы удовлетворить самую крайнюю необходимость. Услужливый за деньги жид, если узнает, что у вас наличных – и в виду не имеется, то он вам и воды не даст напиться, а о хлебе и говорить нечего. А впрочем и, русский человек сделает то же, с тою тою тою только разницею, что побожится и перекрестится, что у него все было и все вышло; а денежному гостю подаст все, чего что бы тот ни просил, и пронесет принесет все требуемое перед вашим же носом. При слове «деньги» редкий из нас – не жид. Бедная вдова продавала все, даже необходимое, если оно имело хоть хотя какую-нибудь цену в глазах иудея покупателя жида. Книги, которые мне принес всеведущий фактор, были взяты у нее и, вероятно, за бесценок. В глазах хозяйстве вдовы они были только лишнею тяжестью, да и покойник, как видно, не высоко ценил их печатную мудрость: он их книги даже не разрезал. Ну, да как бы там то ни было, только я был изумлен и обрадован таким беспримерным явлением.

– Что же ты заплатил за книги? – спросил я фактора, разрезывая первый номер.

– Два карбованца – меньше не отдает, – отвечал он запинаясь. «Врет Врешь, сребролюбец Иуда», – подумал я, а уличить уличить уличить его нечем.

– Хорошо, – говорю я ему, – деньги я отошлю с моим мальчиком завтра, ты только покажешь ему квартиру.

– Я уже деньги заплатил, она в долг не поверила, – сказал он, обтирая рукой свою грязную шляпу.

– Жаль, я тебе более полтинника больше полтинника тебе не дам за книги.

– Зачем же вы испортили книгу? – сказал он почти дерзко.

– Чем же я ее испортил? – спросил я не без удивления я.

– Всю ножом изрезали, теперь она ее не возьмет не возьмет книги назад. За мое жито мене и быто, – проговорил он едва внятно пословицу и и замолчал.

– Утро вечера мудренее, – сказал и я ему пословицу я ему. – Ложись спать, а завтра рассчитаемся. – Он молча Он поклонился и вышел.

По уходе фактора я разбудил Трохима, который спал себе сном невинности около чемодана во всем своем промокшем облачении. Велел ему я ему полуразоблачиться и, войдя в другую комнату, сказал довольно громко, почти крикнул: «А что что же щука?»

– Зараз, – послышался прежний женский голос, и через минуту явилась та же самая зап[ачканная] курчавая запачканная жидовочка.

– Что щука? – повторил я.

– Уже готова, только на стол поставить, – проговорила жидовочка.

– Ставь же ее на стол скорее, да не забудь и водку поставить. – Жидовочка ушла и вскоре опять явилась со щукою и с осьмиугольным полштофом штофом с какой-то буро-красноватой водки водкой.

Я принялся за щуку и, несмотря что она крепко была приправлена перцем и гвоздикой, я с с таким аппетитом убирал ее, так что что если бы Трохим провозился с своим платьем разоблачением еще хоть минуту, то застал бы одну голову да хвост; но он поторопился и захватил еще порядочную долю щуки. После ужина велел щуки спросил я у запачканной Гебы, нет ли еще чего-нибудь заглушить перец и гвоздику. Она отвечала, что ничего у них они больше сегодня не варили. Я велел подать графин воды, стакан и расположился на скрипучей, вроде дивана, деревянной скамейке, а Трохим, окончивши щуку, помолился Богу и тоже расположился на каком-то войлоке у печки, на полу. Тишина воцарилась водворилась в жидовской обители. Снявши со свечи, я начал перелистывать «Морской сборник» № 1-й.

Примітки

«Морской сборник» – російський щомісячний військово-науковий журнал, виходив у Петербурзі в 1848–1917 рр. Видавався Морським учбовим комітетом, пізніше був під наглядом Головного Морського штабу. У другій половині 1850-х років – один з прогресивних журналів свого часу. Містив правдиві й докладні відомості про події, пов’язані з Кримською війною, зокрема про оборону Севастополя.

«ради самого Мойсея» – Мойсей – давній пророк, що очолював ізраїльські племена (ймовірно, XIII ст. до н. е.). За біблійним переказом, вивів єврейський народ з Єгипту і після років блукання Синайською пустелею й тяжких випробувань привів до «землі обітованої» – Палестини. Йому приписувалася здатність творити дива: за його велінням нібито розступилося море, побігла вода зі скелі, розквітла суха гілка тощо.