Начальная страница

Тарас Шевченко

Энциклопедия жизни и творчества

?

9

Тарас Шевченко

Варіанти тексту

Опис варіантів

Юлия Карловна, однако ж, оказалась не так терпелива, как можно было ожидать от иностранки. Она, не совсем уповая на будущие блага, затеяла историю такого свойства.

После долгих ожиданий и глубоких соображений она сама себе сказала: «Да что же я за дура такая, сижу сложа руки да смотрю на нее? Что я, разве девку-то даром что ли выкормила? Да еще и пристрой, говорит, карьеру сделай – и все это так, ни за грош. Да и девка-то еще бог знает кто такая, не то Лиза, не то Акулька, и сама сама не знаешь, как и называть». Подождавши еще несколько месяцев, и подождавши втуне, она решилась поближе познакомиться с Аксиньей, горничною и кухаркою Марьи Федоровны, так, на всякий случай, – ее профессия такого свойства, что ей всякое знакомство к лицу. Однажды она так, совершенно случайно, встретилась с Аксиньей в мелочной лавочке. И просила Лиз[у] Аксинью зайти к ней хоть завтра, если удосужится, хоть на минуточку, что она хочет поговорить с ней насчет одного весьма интересного дела. Аксинья охотно согласилась, но дело в том, что она не знала квартиры Лиз[ы] Юлии Карловны. Марья Федоровна, в случае крайней нужды, посылала или Ипполитушку на квартиру Юлии Карловны, или сама ходила к ней, но Аксинью не посылала: она боялася, и не без основания, встречи ее с Лизою. Как же быть ей теперь? Юлия Карловна подробно описала ей все улицы и переулки и с мельчайшими подробностями свой домик.

Аксинья, дождавшись воскресенья, пораньше убралася и отправилася к обедне. Все хорошо, все улицы и переулки она за[помнила?] помнит, а дом-то она и забыла, как он прозывается; но по приметам кое-как добралась и до дому. А чтобы больше убедиться, что это именно тот дом, который ей нужен, она зашла посмотреть в окна, не сидят ли девушки (одна из примет главных примет дома). Подошла она к первому окну, взглянула, видит: девушка наклонившись к наклонившись за какой-то работой, девушка, лицо совсем закрыто. Она постучала в окно с намерением спросить Юлию Карловну. Девушка подняла голову, взглянула на Аксинью и побледнела. Аксинья тоже переменилася в лице. После минутного молчания девушка едва внятно проговорила: «Аксинья!» Аксинья вздрогнула: ей показалося что-то знакомое и давно забытое в этом голосе. Но она стояла, все еще не раскрывая рта. «Аксинья! – повторила Лиза. – Или это не ты, а только так, сон?..» – «Нет, это я, я, ваша Аксинья, ваша нянька, когда помните». – «Помню! помню!» – проговорила Лиза и выбежала к ней на улицу.

Долго они, обнявшися, стояли на улице, не говоря ни слова, пока одна из подруг подруг Лизы, находя, что подобная сцена среди бела дня и среди улицы неприлична, вышла к ним и уговорила их войти в комнату. В комнате встретила их сама Юлия Карловна, нечаянно тут случившаяся. Юлия Карловна сейчас смекнула, что их оставлять наедине нельзя, потому что они сдуру могут все ее предначертания испортить. А потому она, поздоровавшись довольно фамильярно с Аксиньей, повела их в свою комнату, усадила по углам и принялася варить кофе.

Несколько раз Лиза и Аксинья, глядя друг на друга, принималися плакать. Юлия Карловна, глядя на них, и себе плакала. Когда же они начинали разговаривать, то Юлия Карловна старалася всячески помешать им. Она находила всякое между ими объяснение несоответствующим ее глубоким планам.

Угостивши кое-как кофеишком, она проводила Аксинью за ворота и крепко-накрепко наказала, чтобы она не проговорилася, что видела Лизу. «А тебе когда только свободно, заходи к нам, Аксиньюшка!» – прибавила она, прощаясь. Аксинья, простившись с Лизою, ушла. Юлия Карловна призадумалась. Позвала Лизу к себе в комнату, посадила около себя и с ласкою кошки начала ее расспрашивать.

– Скажи мне, милая Акулина, – говорила она, – что ты припомнишь о себе, когда ты была еще в деревне?

– Я помню только, что меня звали не Акулькой, а Лизой, что мы жили с братом в одной комнате, что брат мой Коля был несчастный, слепой мальчик и что у него сначала была нянькой вот эта Аксинья, а потом ее мачеха взяла к себе, а ему, бедному, прислала какую-то злую деревенскую бабу, которая ему есть не давала; так я его, бедного, с нею и оставила. Жив ли он теперь, несчастный? – И Лиза заплакала.

– Ну, а больше ничего не помнишь? – спросила Юлия Карловна.

– Помню еще, и никогда ее не забуду, нашу мачеху. Я здесь ее как-то раз увидела на улице и чуть не умерла со страха!

– А не помнишь ли ты, какой губернии и какого уезда ваше село?

– Ничего не помню.

Юлия Карловна не нашла нужным более продолжать свои расспросы, надела салоп и что-то засаленное, вроде шляпы, выслала Лизу из комнаты, заперла двери и вышла на улицу.

Аксинья, возвращаясь из гостей домой, еще на улице услышала шум из своей квартиры. «Уж не воры ли, Боже сохрани, забралися?» – едва проговорила она, и и бросилась опрометью в калитку, взбежала на лестницу, отворила дверь. И глазам ее представилася сцена, едва ли когда-нибудь прежде ею виденная разве мимоходом когда-ниб[удь], разве мимоходом, и то около кабака.

Разъяренная, как бешеная кошка, с пеною на губах, с сжатыми кулаками, стояла Марья Федоровна в наступательном положении, а против нее в оборонительном положении, в позиции дре[внего] античного бойца, стоял Ипполитушка. При входе Аксиньи Марья Федоровна как бы опомнилась, опустила кулаки и прошипела: «Ах ты изверг!» – и, по[воротясь?] обратясь к Аксинье, сказала:

– Сходи ты, позови ко мне этого глупого учителя. Хорошему научил он Ипполитушку.

Аксинья вышла из комнаты.

Этой почти трагической сцене предшествовало вот какого ма[нера?] рода происшествие.

Отпустивши Аксинью к обедне, Марья Федоровна и сама пошла в церковь. Хотела было и Ипполитушку взять с собой, но у него нечаянно голова заболела, и он остался дома. А оставшися один, он занялся отыскива[нием] отпер гвоздем маменькину шкатулку (он необыкновенно двинулся вперед на пути просвещения) и занялся отыскиванием в ней того секретного ящичка, в который маменька деньги прячет. Он уже вполне постиг постигал, что такое значит деньги. К тому же он на прошедшей неделе удивительно был несчастлив и в бабки, и в три листика. Пробовал было поставить на кон Греча грамматику, не берут; попробовал было в орлянку, и тут не повезло; просто хоть в петлю лезь, а в долг не верят. А еще называются друзьями! Пробовал просить у маменьки, и выговорить не дала. Что же ему и в самом деде оставалося делать? Разумеется, красть. А чтобы недалеко ходить, он решился первый этюд сделать над маменькиной шкатулкой, но, как еще неопытный и нетерпеливый вор, поторопился и забыл о мерах предосторожности, т. е. забыл двери на крючок заложить. И в самую ту минуту, когда секретный ящик сделался для него уже не секретным, как в ту самую минуту тихонько вошла Марья Федоровна и остолбенела от ужаса.

Через полчаса явилася в комнату Аксинья, а вслед за нею и педагог в новом вицмундире и с самой праздничной физиономией. Но как же длинно вытянулся этот улыбающийся образ, когда приветствовала его раздраженная, аки львица, Марья Федоровна такими словами:

– Наставники! Прекрасные наставники! Покорно вас благодарю! – И она не могла продолжать от злости. А бедный педагог стоял, разиня рот и вытараща глаза.

– Покорно вас благодарю! – продолжала Марья Федоровна, едва переводя дух. – Да… наставили, научили, просветили дитя! Смотрите, любуйтеся вашим просвещением! Он, мое дитя! мое единственное дитя! по милости вашей, сударь, – вор, грабитель, а того смотри и разбойник! И всему-то всему этому вы, вы одни причиною, вы научили его обокрасть меня и после вам передать украденные деньги.

– Сударыня! – проговорил, задыхаясь, педагог. – Вы Вы лжете! Вы просто бешеная баба и больше ничего! Я с вами и говорить не хочу, прощайте!

И он обратился к двери. Марья Федоровна не ожидала от педагога смиренного педагога подобной рыси и так была ею озадачена, что совершенно растерялась. И пока собралася с духом, педагог был уже за воротами.

– Беги, догони, проси на минуточку, пускай взойдет, – говорила она, толкая Аксинью за двери. Аксинья побежала с лестницы, и она вслед за нею.

Через минуту педагог уже сидел на диване и хладнокровно слушал длинную повесть о подвигах и досужестве гениального ученика своего. Дослушавши с начала до конца сие повествование, он спросил:

– А зачем вы его прошедшую в продолжение прошедшей всей недели не присылали ко мне учиться?

– Как не присылала? Он каждый день аккуратно ходил к вам. Даже и обедать не приходил домой!

– И в глаза не видал я его с самого воскресенья!

– Где же это ты пропадал, а? – обратилась было Марья Федоровна к Ипполитушке, но Ипполитушки и след простыл.

По долгом рассуждении реш[ено], как исправить зло, решено было продолжать учение, потому что Ипполитушка, по словам учителя, не утвердился еще в письме и в русской грамматике. А во избежание его несвоевременных прогулок положено было, чтобы Аксинья отводила его поутру в школу и приходила за ним ввечеру.

Так и сделано. В понедельник поутру многие обитатели смиренного переулка заметили восемнадцатилетнего юношу в курточке à l’enfant, идущего в школу, а за ним пожилую служанку, несущую кожаный мешок с книгами и грифельную доску. Пока Ипполитушка ходил один, никто его не замечал, а как пошла за ним Аксинья, все пальцами стали показывать. Странно!

Правильное и однообразное хождение за Ипполитушкою вскоре наскучило Аксинье, и она однажды ему предложила прогуляться в другую школу, т. е. к Юлии Карловне.

Первый визит ему не совсем понравился, хотя его и потчевали леденцами, но зато второй визит пришелся как раз по нем. Юлия Карловна, чтобы свободнее поговорить с Аксиньей, отвела его к своим девицам и строго наказала им, чтобы гость не соскучился. Аксинья насилу могла его вытащить оттуда, так ему понравились девицы. Так понравились, что он начал из школы бегать к прекрасным сиренам.

Сирены вскоре начали просить у него денег за доставляемые ему радости. «Денег? А где их взять, этих проклятых денег?» – так думал он. «Хоть бы маменька скорее умирала, авось-либо не легче ли бы мне было», – так продолжал он думать.


Примітки

Салоп – верхній жіночий одяг у вигляді широкої довгої накидки з пелериною і прорізами для рук.

три листика… – рід азартної гри в карти.

Пробовал было поставить на кон Греча грамматику… – Греч Микола Іванович (1787–1867) – російський письменник, журналіст і філолог. Автор кількох граматик, серед яких найбільш відомі: «Практическая русская грамматика» (СПб., 1827; 2-ге вид. – 1834), «Пространная русская грамматика» (СПб., 1827; 2-ге вид. – 1830), «Начальные правила русской грамматики» (СПб., 1826; перевидавалася ще десять разів). Шевченко згадує М. І. Греча і в повісті «Близнецы».

Кон – термін картярської гри, місце, куди кладеться ставка.

Орлянка – народна гра в гроші; назва походить від зображуваного на російських монетах орла. Суть гри полягає в тому, що кидають монету, і той, хто вгадає, якою стороною вона впаде, виграє її.

Сирени – у давньогрецькій міфології морські німфи, що нібито своїм співом зачаровували моряків, заводячи їх у небезпечні місця, де вони гинули.