Начальная страница

Тарас Шевченко

Энциклопедия жизни и творчества

?

12

Тарас Шевченко

Варіанти тексту

Опис варіантів

Встали мы из-за стола тихо, скромно, как будто из-за обыкновенного обеда, помолились Богу, и Туман, взявши свою смушевую шапку, взглянул на жену и стал прощаться с хозяином. Туман вообще неговорливый, но на этот раз он был совершенно немой за столом. Я думал было навести завести разговор о Блюхере или о Бонапарте, но, взглянувши на него, мне совестно стало мысль моя показалася просто тривиальною. Одно-единственное слово, что я от него услышал, и то уже на дворе: когда он посадил свою фамилию в чумацкий воз и волы тронулися с места, то хозяин, стоя на пороге, спросил его: «Так на фоминой, батьку?» – «Эге», – ответил Туман и пошел за возом. Ввечеру, за чаем, приятель мой вопреки своей натуре был как-то задумчив задумчив. Я сделал ему каких каких-то два-три вопроса, да потом и себе начал барабанить по столу пальцами. Уже бабуся и свечи подала, уже убрала и самовар с принадлежностями, а мы все сидим, не двигаясь, да барабаним по столу. И не знаю, долго ли бы продолжалось это уп[ражнение] барабанное упражнение, если бы я не вздохнул, так себе, от нечего делать. Приятель мой поднял голову, взглянул на меня и засмеялся. Насмеявшись досыта, сказал он:

– Послушай! – сказал он, – мое Мое дело хозяйское, мне есть о чем задуматься и вздохнуть. Ну, а ты какого черта вздыхаешь?

– Хозяин невольно передает свои впечатления гостям, – отвечал я.

– Правда, правда твоя! А знаешь ли что?.. – проговорил он и замолчал.

– Буду знать, коли скажешь.

– У меня к тебе великая просьба есть. Дай слово, что исполнишь, – скажу.

– Дам слово, если скажешь, какая просьба.

– Прогости у меня до Фоминой недели.

– Не могу.

– Вот то-то и есть. Заставил меня открыть секрет, а теперь и назад. Это не похоже на порядочного человека!

– Какой же тут секрет? – спросил я.

– А такой секрет, – отвечал он, подумавши, – что на Фоминой неделе я думаю венчаться, а тебя прошу быть у меня шафером, или бо[ярином], по-нашему, боярином. Ну что, согласен?

Я, как человек был в то блаженное время человек совершенно независимый, то, не долго думаючи, и сказал ему: «Согласен».

– Вот это по-дружески! – говорил он, пожимая [?] пожавши мою руку так по-дружески, что я чуть не закричал.

– Теперь же ходимо вечерять! – прибавил он, вставая. Тучная вечеря и нелицемерное возлияние развязали язык моему приятелю и открыли его сердечный тайник. Он сначала высказал мне свои самые естественные понятия о семейной и политической жизни человека, о его назначении вообще как создания прекрасного и разумного, и как он может быть независим, а следовательно и счастлив в своей кратковременной жизни, ни малейше не нарушая гармонии общества себе подобных. Он так увлек меня своими суждениями, что я в нем начал видеть самого натурального, самого естественного мудреца, чуть ли не выше самого Сократа. Но как человеку мудрецу и вообще человеку трудно и, кажется, вовсе невозможно указать самому точку, через которую не должно переступать, то и приятель мой незаметно перешел к утопии и начал мне доказывать, что грамотность, особенно в женщинах, особенно вредит благополучию человечества. Я думал было, что источник такой идеи было вино, обильный источник сливянки, пока он не заключил своих доказательств такими словами:

– Я надеюся, и не без основания, что я буду совершенно счастлив с моей женою, и именно потому, что она неграмотна!

– Ты – может быть, но этого нельзя сказать про многих и я первый не скажу про себя.

– Потому что ты многие, в том числе и ты, ничего больше как нравственные уроды.

«Вот тебе й на», – подумал я и, помолчавши, продолжа[л] спросил:

– Как твой старший боярин, имею ли я право спросить у своего князя, кто же это такая будущая счастливая княгиня?

– Секрет, до последнего дня секрет! А то ты, пожалуй станешь меня разочаровывать.

Долго мы сидели за столом молча, изредка поглядывая друг на друга и на бутылку со сливянкой, и, когда увидели что на сухом дне бутылки ничего достойного внимания не оказалось, встали из-за стола и, выразительно пожавши друг другу руки, пошли спать.

В продолжение недели мы с приятелем закусывали, завтракали, обедали, вечеряли и спали. Много и много переговорили мы о разных совершенно посторонних предметах, в том числе и о современной литературе, в за которой он, как и всякий порядочный человек, следил довольно внимательно, что меня немало удивило, потому что я, кроме варварского перевода басен Федра, ни одной книжки не видел в его доме. Кроме современной литературы, у нас часто заходила речь о тонкой современной политике Меттерниха, но о предстоящей свадьбе ни полслова. Я раз было, вопреки вежливости, заикнулся о сем щекотливом предмете, но приятель мой был нем, аки рыба, и, не допивши стакана чаю, приказал приказал заложить бричку и, не сказавши мне до свидания, сел и уехал, Бог его знает куда.

Прошла, наконец, бесконечная для меня Святая неделя, прошла и половина Фоминой. Приятель мой уехал в середу поутру и пропадал до самого вечера. Ввечеру Возвратясь ввечеру домой, он молча надел фрак, причесался, посмотрел в зеркало и сказал, обращаясь ко мне: «Я готов. Одевайся скорее, поедем». Я повино[вался?] тоже оделся. Сели в бричку и поехали в город прямо в Николаевскую церковь. Церковь была освещена, священник в облачении, посередине церкви налой, а дьячок, разглаживая усы, чуть-чуть не возглашал «Исайя, ликуй». Не успел я осмотреться, как двери растворились и вошла Еленочка в [сопровождении], сопровождаемая Туманом и матерью. Войдя в церковь, она перекрестилась и, смело подошла к налою и стала на свое место, Я, когда увидел ее поближе и ярче освещенною, так только ахнул: так она была торжественно прекрасна. Обряд кончился, и я не без зависти поздравил моего счастливого приятеля с новой жизнью, с новой радостью. А на другой деньуех[ал] , поблагодаривши за хлеб-соль моего приятеля, я уехал в Киев.


Примітки

на Фоминой неделе я думаю венчаться… – Фоминим називали перший тиждень після Великодня, коли в Україні, за звичаєм, справляли весілля.

Сократ (470–469–399 рр. до а е.) – давньогрецький філософ. Не задовольняючись натурфілософією свого часу, Сократ зосередився переважно на філософсько-етичних і політичних проблемах, приділяючи особливу увагу аналізу людської свідомості і мислення. Відзначався вмінням ведення філософського діалогу, чим здобув славу мудрої людини. Головним етичним ідеалом людини вважав знання і мудрість. Мудрість людську Сократ вбачав у тому, щоб люди піклувалися не про гроші, славу і почесті, а про розумність, істину і душу свою, щоб вона була якомога кращою. Цілком присвятивши своє життя філософським бесідам про людські моральні чесноти, Сократ закинув свої особисті справи й терпляче переносив занепад домашнього господарства (див.: Платон. Апология Сократа // Собр. соч.: В 4 т. – М., 1990. – Т. 1. – С. 83–85).

Меттерніх-Віннебург Клеменс-Венцель-Лотар (1773–1859) – австрійський державний діяч, дипломат, князь. У 1809–1821 рр. – міністр закордонних справ і фактично глава австрійського уряду, в 1821–1848 – канцлер. Меттерніх відзначався великою активністю як дипломат і державний діяч під час і після війни з Наполеоном. Намагався перешкодити зміцненню позицій Росії в Європі. Один із головних організаторів і керівників Священного союзу і його конгресів.