20 [июня]

Тарас Шевченко

Сегодня рота придет в Гурьев, а по случаю полноводия в Урале она пройдет прямо на Стрелецкую Косу и сегодня же сядет на пароход. Завтра рано пароход подымет якорь и послезавтра высадит роту в Новопетровской гавани. Держись, наша официя. Гроза, гроза ужасная близится. Баталионный командир, подобно тучегонителю Крониону, грядет на тебя во облаце мрачне, в том числе и на нас бессловесных. В ожидании сего грозного судии и карателя пропившиеся до снаги блажат и умоляют эскулапа зас[видетельствовать] выдумать и форменно засвидетельствовать их небывалые немощи душевные и телесные, а паче душевные, и тем спасти их от праведного суда ту[чегонителя] гро[мо]носного Крониона. Но мрачный эскулап неумолим. И только нашего брата солдата, также пропившегося до снаги и не имеющего в чем явиться пред лицо отца-командира, Никольский кладет на койки и прописывает слабительное. Эскулап Непопулярный эскулап наш намерен сделаться популярным коновалом. Сегодня весьма наивно не без видимого удовольствия сказал смотритель полугоспиталя, что к [нему?] на его попечение, т. е. продовольствие, прибыло семнадцать жильцов. Следовательно, рубль семь гривен в продолжение суток в кармане, не считая отопления и освещения. Не здесь ли скрывается и причина великодушия нашего эскулапа? Шепнуть разве Нагаеву и другим чающим и не могущим вымолить защиты у жестокосердого эскулапа?

К добру ли это я так сегодня расфантазировался? В прежние годы, в эти истинно критические дни, со мною этого не было. Не было, однако же, и того, не в похвалу будь сказано, чтобы я прятался под кровом стонов и воздыханий. В этом случае я никогда не искал медицинского пособия. С трепетным замиранием сердца я всегда фабрил усы, облачался в бронь и являлся пред хмельнобагровое лицо отца-командира сдать экзамен в пунктах, ружейных приемах и в заключение выслушать глупейшее и длиннейшее наставление о том, как должен вести себя бравый солдат и за что он должен обязан любить Бога, царя и своих ближайших начальников, начиная с дядьки и капрального ефрейтора.

Смешно. Потому смешно, что я освоился с этим отвратительным спектаклем. Но каково было прежде, когда я не умел, а должен был похоронить в самом себе всякое человеческое чувство, сделаться бездушным автоматом и слушать молча, не краснея и не бледнея, слушать нравственное назидание от грабителя и кровопийцы. Нет, тогда не это не было смешно. Гнусно! Отвратительно! Дожду ли я тех блаженных дней, когда из памяти моей испарится это нравственное безобразие? Не думаю. Потому что медленно и глубоко врезывалось в нее это безобразие.

Странно еще вот что. Все это неисповедимое горе, все роды унижения и поругания прошли, как будто не касаясь меня. Малейшего следа не оставили по себе. Опыт, говорят, есть лучший наш учитель. Но горький опыт прошел мимо меня невидимкою. Мне кажется, что я точно тот же, что был и десять лет тому назад. Ни одна черта в моем внутреннем образе не изменилась. Хорошо ли это? Хорошо. По крайней мере, мне так кажется. И я от глубины души благодарю моего Всемогущего Создателя, что он не допустил ужасному опыту коснуться своими нечист[ыми] железными когтями моих убеждений, моих младенчески светлых верований. Некоторые вещи просветлели, округлились, приняли более естественный размер и образ. Но это следствие невозмутимо летущего старика Сатурна, а никак не следствие горького опыта.

Получивши от Кухаренка письмо с приложением 25 рублей, значит, с приложением весьма вещественным, я отблагодарил его письмом же, со вложением собственного поличия, и вторым письмом со вложением, еще менее вещественным. Со вложением небывалого рассказа мнимого варнака под названием «Москалева криныця». Я написал его вскоре по получении письма от батька отамана кошового. Стихи оказались почти одной доброты с прежними моими стихами. Немного упруже и отрывистее. Но это ничего, даст Бог, вырвуся на свободу, и они у меня потекут плавнее, свободнее и проще и веселее. Дождусь ли я этой этой хромой волшебницы свободы?

Примітки

Баталионный командир… – підполковник Львов Геронтій Ілліч – командир 1-го Оренбурзького лінійного батальйону. В 1854 р. Г.І. Львов відмовився клопотатися про надання рядовому Шевченкові чину унтер-офіцера, що відкрило б поетові шлях до звільнення із заслання.

Кроніон – за грецькою міфологією, син Крона (Кроноса) Зевс, верховний бог стародавніх греків. Скинувши в Тартар свого батька, став володарем богів і людей.

…смотритель полугоспиталя… – М. Є. Бажанов.

Шепнуть разве Нагаеву… – Нагаєв Григорій Миколайович – прапорщик 1-го лінійного батальйону Окремого Оренбурзького корпусу. Рукою останнього переписано повість Шевченка «Матрос» (остаточна назва «Прогулка с удовольствием и не без морали»).

…следствие невозмутимо летущего старика Сатурна... – Тобто плину часу. Сатурн у римській міфології – бог посівів, покровитель землеробства, ототожнювався з Кроносом, богом часу.

Получивши от Кухаренка письмо… – Йдеться про лист Я.Г. Кухаренка від 18 грудня 1856 р. [Листи до Тараса Шевченка. – С 76–77]

…отблагодарил его письмом же… и вторым письмом… – Шевченко має на увазі свої листи до Я. Г. Кухаренка від 22 квітня та 5 червня 1857 р.

…под названием «Москалева криниця». – Йдеться про другу редакцію поеми, датовану 16 травня 1857 р. Автограф поеми, надісланий Я.Г. Кухаренку разом із листом від 5 червня 1857 р., не відомий.

Л. Н. Большаков (за участю Н. О. Вишневської)