26 [июня]

Тарас Шевченко

Два дни уже прошло, как выехал от нас отец-командир наш, но я все еще не могу освободиться от тяжелого влияния, наведенного его коротким присутствием. Этот отвратительный смотр так плотно притиснул мои блестящие розовые предположения, так меня обескуражил, что если бы не Лазаревского письмо у меня в руках, то я бы совсем обессилел под гнетом этого тяжелого впечатления. Но слава Богу, что у меня есть этот неоцененный документ; значит, ка[нва] у меня есть канва, по которой я могу выводить самые прихотливые, самые затейливые арабески.

Надеждою живут ничтожные умы, – сказал покойник Гете. И покойный мудрец сказал истину вполовину. Надежда свойственна и мелким, и крупным, и даже самым материальным положительным умам. Это наша самая нежная, постоянная, до гробовой доски неизменная нянька-любовница. Она, прекрасная, и всемогущего царя, и мирового мудреца, и бедного пахаря, и меня, мизерного, постоянно лелеет наше лелеет доверчивое воображение и убаюкивает недоверчивый ум своими волшебными сказками, в которые всякий из нас так охотно верит. Я не говорю – безотчетно. Тот действительно ничтожный ум, который верит, что на вербе вырастут груши. Но почему же не верить мне, что я я хотя к зиме, но непременно буду в Петербурге? Увижу милые моему сердцу лица, увижу мою прекрасную Академию, Эрмитаж, еще мною не виденный, услышу волшебницу оперу. О как сладко, как невыразимо сладко веровать в это прекрасное будущее. И где равнодушный, холодный атеист, который не верит Я был бы равнодушный, холодный атеист, если бы не верил в этого прекрасного бога, в эту очаровательную надежду.

Материальное свое существование я предполагаю устроить так, разумеется, с помощию друзей моих. О живописи мне теперь и думать нечего. Это было бы похоже на веру, что на вербе вырастут груши. Я и прежде не был даже и посредственным живописцем. А теперь и подавно. Десять лет неупражнения в состоянии сделать и из великого виртуоза самого обыкновенного кабашного балалаешника. Следовательно, о живописи мне и думать нечего. А я думаю посвятить себя безраздельно гравюре акватинта. Для этого я полагаю ограничить свое материальное существование до крайней возможности и упорно заняться этим искусством. А в промежутке времени делать рисунки сепиею с знаменитых произведений живописи, рисунки для будущих эстампов. Для этого, я думаю, достаточно будет двух лет прилежного занятия. Потом уеду на дешевый хлеб в мою милую Малороссию и за[ймусь?] примуся за исполнение эстампов, и первым эстампом моим будет «Казарма» с картины Теньера. С картины, про которую говорил незабвенный учитель мой, великий Карл Брюллов, что можно приехать из Америки, что[бы] взглянуть на это дивное произведение. Словам великого Брюллова в этом деле можно верить.

Из всех изящных искусств мне теперь более всего нравится гравюра. И не без основания. Быть хорошим гравером, значит быть распространителем прекрасного и поучительного в обществе. Значит быть распространителем света истины. Значит быть полезным людям и угодным Богу. Прекраснейшее, благороднейшее призвание гравера. Сколько изящнейших произведений, доступных только богачам, коптилось бы в мрачных галереях без твоего чудотворного резца? Божественное призвание гравера!

Кроме копий с мастерских произведений, я думаю со временем выпустить в свет в гравюре акватинта и собственное чадо – «Притчу о блудном сыне», приноровленную к современным нравам ру[сского общества?] купеческого сословия. Я разделил эту поучительную притчу на двенадцать рисунков они уже почти все сделаны на бумаге. Но над ними еще долго и прилежно нужно работать, чтобы привести их в состояние, в котором они могут быть переданы меди. Общая мысль довольно удачно приноровлена к грубому нашему купечеству. Но исполнение ее оказалось для меня не по силе. Нужна ловкая, меткая, верная, а главное – не карикатурная, скорее драматический сарказм, нежели насмешка. А для этого нужно прилежно поработать. И с людьми сведущими посоветоваться. Жаль, что покойник Федотов не наткнулся на эту богатую идею, он бы из нее выработал изящнейшую сатиру в лицах для нашего темного полутатарского купечества.

Мне кажется, что для нашего времени и для нашего среднего полуграмотного сословия необходима сатира, только сатира умная, благородная. Такая, например, как «Жених» Федотова или «Свои люди – сочтемся» Островского и «Ревизор» Гоголя. Наше юное среднее общество, подобно подобно ленивому школьнику, на складах остановилось и без понуканья учителя не хочет и не может может перешагнуть через эту бестолковую тму-мну. На пороки и недостатки нашего высшего общества не стоит обращать внимания. Во-первых, по малочисленности этого общества, а во-вторых, по застарелости нравственных недугов, а застарелые болезни если и излечиваются только, то только героическими средствами, кроткий способ сатиры тут недействителен. Да и имеет ли какое-нибудь значение наше маленькое высшее общество в смысле национальности? Кажется, никакого. А средний класс – это огромная и, к несчастию, полуграмотная масса. Ей то и необход[има] масса, это половина народа, это сердце нашей национальности, ему-то и необходима теперь не суздальская лубошная притча о блудном сыне, а благородная, изящная са[тира] изящная и меткая сатира. Я считал бы себя счастливейшим в мире человеком, если бы удался мне так искренно, чистосердечно задуманный мой бессознательный негодяй, мой блудный сын.

Свежо предание, а верится с трудом. Мне здесь года два тому назад говорил Н. Данилевский, человек, стоящий веры, что будто бы комедия Островского «Свои люди – сочтемся» запрещена на сцене по просьбе московского купечества. Если это правда, то сатира, как нельзя более, достигла своей цели. Но я не могу понять, что за расчет правительства покровительствовать невежество и мошенничество. Странная мера!

Примітки

…если бы не Лазаревского письмо… – Тобто лист М. Лазаревського від 2 травня 1857 р., в якому він вітав Шевченка із звільненням із заслання.

Надеждою живут ничтожные умы… – Рядок із «Фауста» Гете в перекладі російською мовою Е.І. Губера (вийшов 1838 р.).

…Эрмитаж, еще мною не виденный… – Йдеться про нову будівлю Ермітажу, споруджену за проектом німецького архітектора Лео Кленце; її було відкрито 1852 р.

Акватинта – метод гравіювання, що полягає у протравлюванні кислотою поверхні металевої пластини з наплавленим асфальтовим чи каніфолевим пилом і з зображенням, що наноситься кислотостійким лаком.

…«Казарма» с картины Теньера. – Йдеться про картину Тенірса Давида Молодшого (1610–1690) – фламандського живописця-жанриста. Свій задум Шевченко не здійснив. Близькі за сюжетом малюнки він створив у 1856–1857 рр. у Новопетровському укріпленні: «Кара колодкою», «Казарма».

Брюллов Карл Павлович (1799–1852) – російський художник, професор Петербурзької Академії мистецтв (з 1836 р.), учитель Шевченка.

…я думаю со временем выпустить в свет в гравюре акватинта и собственное чадо – «Притчу о блудном сыне»… – Над серією малюнків «Притча про блудного сина» Шевченко працював у Новопетровському укріпленні в 1856–1857 рр. У листі до Бр. Залеського від 8 листопада 1856 р. він писав: «Недавно мне пришла мысль представить в лицах евангельскую притчу о блудном сыне в нравах и обычаях современного русского сословия». Сепією було виконано вісім малюнків із задуманих дванадцяти: «Програвся в карти», «У шинку», «У хліві», «На кладовищі», «Серед розбійників», «Кара колодкою», «Кара шпіцрутенами», «У в’язниці».

Федотов Павло Андрійович (1815–1852) – російський художник, жанрист. Йдеться про картину П.А. Федотова «Сватовство майора», яку Шевченко називає «Жених».

…«Свои люди – сочтемся» Островского… – Комедія Олександра Миколайовича Островського (1823–1886) була опублікована в журналі «Москвитянин» [1850. – № 6. – Березень], отже, прочитав її Шевченко в Новопетровському укріпленні. Знав він і про заборону вистави на театральних сценах (її скасовано лише 1861 р.). За спогадами Є. М. Косарева, в минулому командира Шевченка, п’єса «Свои люди – сочтемся» ставилася в Новопетровському укріпленні аматорами, Шевченко виконував роль Ризположенського. Вистава відбулася, вірогідно, в 1851–1853 рр. [див.: Новицкий Н. А. На Сырдарье у ротного командира // Киевская старина. – 1889. – № 1. С. 561–581]

…бестолковую тму-мну… – Тма, мна – склади в церковнослов’янських букварях, за якими навчали грамоти.

Данилевський Микола Якович (1822–1885) – російський природознавець, статистик, публіцист; учасник гуртка петрашевців. У 1853 – 1856 рр. брав участь в експедиції академіка К. М. Бера на Каспійське море. У 1853 р. в Новопетровському укріпленні познайомився з Шевченком.

Л. Н. Большаков (за участю Н. О. Вишневської)