Марта 27

По высочайшему повелению был истребован от гр. Протасова образованный и опытный священник для увещания Гулака. Для сего избран был протоиерей Малов.

27 марта Малов был допущен к Гулаку, и вот в чем состоит письменный отчет Малова:

«Вид его, Гулака, был печален, но не дик, взоры томны, но кротки и смиренны.

Когда я начал говорить ему, чтобы он открыл правительству полную и чистую истину всего того, о чем его спрашивают, он с тихостию отвечал мне: «Нет, отец мой, сего сделать я не могу».

Когда я начал спрашивать о причине таковой невозможности, он отвечал мне: «На сохранение сей тайны я дал клятвенное слово, которого никогда и ни за что не нарушу».

Когда я начал доказывать ему всем, что есть святого и досточтимого, что всякое честное, клятвенное слово, а особливо если оно дано в каком-либо преступном начинании есть явный грех и нарушение священнейшей клятвы, которая изрекается нами в верноподданнической присяге, он заплакал, заплакал горько и отвечал мне: «все это справедливо, но я не могу».

Когда я спрашивал у него, что же это за тайна и в каком деле правительство хочеть дознать от него истину? Он отвечал: «Правительство это уже знает; впрочем, это некоторые несбыточные мечты, которыми увлекается иногда молодость; мечты сии сами бы собой разрушились, но, вероятно, кто-нибудь нас подслушал, и дело сие получило гласность».

Я сказал ему: «Вы произнесли слово «нас подслушал!», следовательно, в вашем деле были и некоторые другие участники». Он отвечал: «Были, но по силе взаимной нашей клятвы я их не наименую никогда. Знаю, что я сильно оскорбляю господа бога, жестоко огорчаю моих родителей, но мое честное слово я сохраню, какая бы участь меня ни постигла; я вполне предаюсь промыслу божию».

В заключение всей беседы, которая сопровождалась непрестанным плачем, он сказал мне: «Отец! Прошу вас об одной милости, удостойте меня святого причащения». На сие я сказал ему: «Если Вы сознаетесь всесовершенно в том, чего требует у вас правительство, Ваше желание я исполню с радостию, но если продолжите Ваше упорство, сего сделать я не могу». При сих словах моих он зарыдал еще более и сказал мне: «Если не для причащения, то хотя из христианской жалости навещайте меня».

Вообще в разговорах его я не заметил ничего сильно злостного и враждебного; все оные сопровождались мягкостью и сокрушением».

Примітки

Подається за виданням: Кирило-Мефодіївське товариство. – К.: Наукова думка, 1990 р., т. 3, с. 332 – 333.