№ 103 1846 р. травня 11. – Лист чиновника полтавської кримінальної палати Є. О. Затиркевича до О. В. Марковича
11 мая
От чиновника Затыркевича [Прим. док.]
Вчера получил письмо твое и все равно, что не получил, не потому, что оно было для меня неприятно (я ожидал с нетерпением и получил с удовольствием), но потому, что содержание его совершенно предвидел. Я понимаю, что поступил неловко, заговоривши в конце письма о предмете, тебя интересующем, и не объяснивши так, как следует того, что я хотел сказать. Теперь я именно должен начать тем, чем тогда кончил. Если я успею хоть немного оправдаться перед тобою, то будет благо. Я нимало не думал назвать собирание малор[оссийских] песен занятием совершенно бесплодным и советовать тебе бросить его, как лишнее, а хотел сказать, что подобный труд для немногих может быть источником истинного высокого наслаждения, что время для этого еще не ушло, потому что песни эти живы в устах народа и что настоящее так печально, что мне кажется, должно отвлечь внимание от прошедшего.
Прошедшее Малороссии никогда не воротится и не может воротиться в прежнем виде, но была же в нем какая-нибудь идея, и эта идея не принадлежит исключительно ни прошедшему, ни настоящему, ни будущему, а всему человечеству. Для того чтобы эта уснувшая в настоящее время идея уяснилась и снова явилась двигателем народной жизни, основою должно быть собрание памятников народности. Но, мне кажется, что прежде чем элементы национальные, очистившись от всех случайных частностей, могут возвыситься до вечного общечеловеческого значения, вечные и общечеловеческие идеи, выработанные другими народами, должны проникнуть в жизнь народа и, обогатив ее собою, в свою очередь обогатиться новыми элементами и в этом увеличенном объеме перейти в наследство другим поколениям. По крайней мере после греков, не имевших предшественников на поприще всемирно-исторической деятельности, я не знаю народа, который бы начал свое развитие сам из себя; нет никакого основания ожидать исключения для Малороссии (т. е. для России, потому что это название сделалось общим; под ним следует разуметь все народы славянского происхождения, из которых самая большая часть русских).
Остаюсь и, кажется, всегда останусь при прежнем убеждении своем, что малороссияне не нация, а племя, что язык их не язык, а наречие; соединясь с другими племенами в одну нацию, они принесут с собой некоторые богатые элементы деятельности духовной, но не имеют достаточных условий для самостоятельного развития. Прежде всего, по моему мнению, надобно привести частные интересы Малороссии в соприкосновение с общими интересами человечества, ни мало ни опасаясь за народность, от которой до времени надобно отказаться, так сказать, уничтожить ее в общечеловеческой идее, для того чтобы после пользоваться ею с несравненно большею славою, чем теперь.
Все недостатки настоящего состояния Малороссии, общего ей с другими народами, происходят от отсутствия сознания человеческого достоинства, различиям гражданских политических состояний до такой степени приписывается столько важности, что равенство всех людей в идее человека, пред которым все политические различия исчезают, как величины бесконечно малые, равные нулю, не признается; звание дворянина или чин (хотя бы коллеж[ского] регистратора) ставится выше человеческого достоинства; отсюда весьма естественно происходят и самовластие людей высшего класса и рабство низшего.
Очевидно, что в этом отношении религия может дать все, чего не достает теперь. Признавая необходимость временных различий в состоянии людей, она не дает им исключительного господства; учит человека уважать и себя, и других, что одно без другого невозможно, и таким обр[азом] не допускает ни тирании, ни рабства. Для того чтобы уничтожить в народе все препятствия самостоятельного развития, прежде всего следует пробудить в нем сознание человеческого достоинства; тогда они соединятся между собою, как братья, для стремления к общей цели. Тебе известно, какие несовершенные понятия имеет наш народ о религии, и на этот пункт, кажется мне, следует направить деятельность [173]. Теперь не могу удержаться, чтобы не сделать тебе (или вам, потому что это относится и к Дмитрию Пильчикову) некоторых замечаний на счет образа писания вами писем. Юриспруденция родила во мне страсть к пунктуальности, и я, как юрист, позволяю себе сделать вам, словесникам, выговор, а за что, тому следуют пункты:
1. В письмах ваших не означается месяца и числа написания оных, чрез что определение с должною точностию скорости получения их делается невозможным.
2. Оные адресуются на имя Циммермана, отчего получаются мною позже, чем в таком случае, если бы адресованы были на мое имя.
3. О политическом состоянии Киева и в особенности университета никаких сведений не приобщается.
Для удобности исправления помянутых недостатков у сего прилагается адрес: на Новоселовке, в доме Кондратенка, против дома Салимовской.
Дмитрия Павловича [Пильчикова] благодарю и за письмо, и за лаконизм, и за дурную бумагу. Давно уже узнал я, что он будет в Полтаве. Письмо твое к Циммерману обмануло меня: прочитавши в самом начале: пред Вами исторический и т. д., я уже думал, что время, которое пройдет до приезда Дмитрия Павловича надобно считать не днями, а часами. Это ожидание заставило меня провести несколько дней не совсем спокойно; надобно заметить, что до крайности нетерпелив в ожидании всего интересного для меня.
Видишь, какие следствия происходят от недостатка в письмах твоих юридического элемента – определенности. Желание Д[митрия] Павловича вести в Полтаве затворническую жизнь я одобряю; кроме того, что в Полтаве она больше имеет смысла, чем, наприм[ер], в Киеве, кажется мне, не пришло еще время полного соединения жизни с наукою, хотя оно может быть и близко. Не выгодно променять Киев на Полтаву; но да не сокрушается об этом Д[митрий] Павлович. Я изведал на опыте, что внешние обстоятельства жизни располагаются так, что человек может извлечь из них великую пользу для себя, так что постигающие его несчастья от его боли зависит обратить в благодеяния. В этом видно участие провидения в судьбе человека.
Дядык служит теперь в Полтаве в Уголовной палате; я с ним познакомился, потому что живу в одном дворе, и доволен этим. Он присылает тебе песню.
Дмитрию Павловичу присовокуплю следующее наставление: подъехав к Полтаве, велеть повернуть к жандармским конюшням (направо), от конюшен ехать по той улице, которая ведет от них мимо Богоугодного заведения к институту; не в далеком расстоянии от конюшен Д[митрий] Павлович] найдет переулок (идущий от улицы вправо), совмещающий и Салимовскую, и Кондратенка, куда прямо может и должен ехать и где квартира готова к услугам на какое угодно время.
Адрес мой для присылки ко мне писем может иметь произвольную форму. Напиши хоть просто: «Евстигнею Александровичу», – и то найдут. Если же необходимо прибавление то, кроме фамилии, довольно написать: «В доме Кондратенка».
Ч. XI, арк. 33 – 3 [174]. Автограф.
Опубл.: За сто літ. – Кн. 1. – С. 34 – 36.
Примітки
173. Текст від слів «Все недостатки» до слів «направить деятельность» підкреслено вертикальною лінією.
174. На арк. 35 – 38 список з поеми Т. Г. Шевченка «І мертвим, і живим, і ненародженим…» (уривок).
Подається за виданням: Кирило-Мефодіївське товариство. – К.: Наукова думка, 1990 р., т. 3, с. 104 – 106.