№ 23 1847 p. березня 1. – Лист П. О. Чуйкевича з Кам’янця-Подільського до П. О. Куліша у Варшаву з вітанням з нагоди одруження
Каменец-Подольский, 1 марта 1847 г.
С отъезда твоего я не имею о тебе никаких известий. Просил Костомарова дать мне какие-нибудь о тебе сведения, но Костомаров столько же знает, сколько и я, где ты и что ты. Шевченко, кажется, до сих пор не воротился в Киев, а в нем главный источник сведений [206].
Это обстоятельство заставляет меня обратиться прямо к тебе самому и попенять за то, что ты, кажется, начинаешь забывать старого приятеля. Из Петербурга ты так часто писал ко мне, а теперь в продолжение двух месяцев ни слова, ни полслова.
Женился ли ты? Об этом запрашивают меня воронежцы. Я думаю отвечать им «да». От чего ж не удовлетворить любопытство земляков? Только спрашивают мои родные, а не твои, потому что у тебя теперь, кажется, не остается ни роду, ни племени: недавно ты потерял то, что сколько-нибудь связывало тебя с недостойными твоими родными, именно отца, о смерти которого мой отец пишет так:
«Он» (т. е. ты) «ему» (т. е. отцу), «оставив денег на его надобности 15 руб. серебром, которые по отъезду Пантелеймона на другой день уворовано кем-то 7 руб., а последние не могу знать [207], на что он их издержал. Сам же он приказал вам долго жить: генваря 8-го числа умер без призрения и три дня не говорил до смерти, только ревел, а речи не было. Но Пантелеймон просил меня, дабы я его на тот отца уведомлял почаще через тебя или в Москву через профессора Бодянского с передачею ему, Кулишу, где он находится. Брат же его горбатый хотит на меня искать, что якобы я их имущество перевел, но покойный Кулиш положил было под сохранение ко мне казан и трубу, но казан продал Гусаковскому, а труба не его, а заложена ему Василием Кащенком за 50 руб., то он говорил, пускай до приезду Пантелеймона остается, то пускай Пантелеймон у своем письме об ней напишет, как с нею распорядиться. Мы слыхали, что якобы Пантелеймон, едучи, в Борзне женился на ком-то, правда ли это или нет, уведоми нас».
Если ты счастлив в новом твоем состоянии, то я благодарю бога, ты достоин всего, что есть лучшего на земле. Скажу, между прочим, что твой пример заразителен: Костомаров также женится [208], да и я не знаю, удержусь ли от этого искушения. Это, однако же, еще гипотеза, а если она не исполнится, то я непременно со временем хочу приехать к тебе заграницу.
Меня обещали перевести летом в Киевскую 1-ю гимназию [209].
Жаль, как подумаешь, что ты, я думаю, теперь никогда не заглянешь в Воронеж, который остается для тебя дорог по одним разве воспоминаниям. Правда, ты отдал уже ему дань, как родине, но все же жаль: без тебя, без твоего пера пруды его заглохнут, березы и вербы с горя еще плачевнее опустят свои ветви. И скоро ли их оживит чья-нибудь рука.
Пожалуйста, не скупись на письма, хоть в несколько присестов да намахай огромнейшее письмо с подробностями о загранице.
Твой Чуйкевич
Ч. V, арк. 54-55. Автограф.
Опубл.: За сто літ. – С. 75-76.
Примітки
206. Текст від слів «О тебе сведения» до слів «источник сведений» підкреслено вертикальною лінією.
207. Текст від слів «потерял то, что сколько-нибудь» до слів «а последние не могу знать» підкреслено вертикальною лінією.
208. «Костомаров также женится». Як відомо, Костомаров тільки збирався одружитись. У день весілля він був заарештований.
209. Київська 1-ша гімназія була заснована 1789 р. як Київська головна народна школа, реформована в гімназію 1809 p., існувала до 1920 р. 1811 – 1856 pp. вона містилася в Кловському палаці, збудованому в першій половині XVIII ст., а з 1857 р. до 1914 р. – в будинку на бульварі Т. Г. Шевченка, 14, де тепер університет.
Подається за виданням: Кирило-Мефодіївське товариство. – К.: Наукова думка, 1990 р., т. 2, с. 39.