№ 263 1847 р. травня, не раніше 14. – Опис змісту рукописів, книг, листів та інших паперів, відібраних у Ф. В. Чижова під час арешту
Описание бумаг надворного советника Чижова
Замечательнейшие из бумаг Чижова оказались следующие:
1. Записка о народности. «Трудность нести на своих плечах самостоятельность народности, особенно на том поприще, где образованность высказывается гласнее и где она является открытее, т. е. в науке и искусстве. Идти путем, проложенным Европою, – дело самое легкое: три-четыре года университетских или академических занятий, прилежание и если еще к этому дарование, и все окончено. Мы усваиваем лучшую современную систему, принимаем нравящуюся времени школу, пожалуй, возвышенную веками уважения, и мы считаем себя вполне благородными деятелями в области науки или искусства. До тех пор, пока мысль о самостоятельности нашей народности была тайною немногих, это было честно и благородно; но теперь, когда она сделалась общим достоянием, я не могу считать этого истинно благородною деятельностью.
Дан ли мне талант или нет, это дело не мое; но если я русский душою, телом, мыслью и чувством, я обязан на каждом поприще открывать в себе русскую самостоятельность, т. е. не останавливаться на системе и на школе, а обращаться к первым, самым чистым источникам и из них-то, если я только пройду полное развитие науки или искусства, в последнем выводе, я непременно извлеку то, что будет принадлежать русской системе и русской школе. Не говоря о науке, в области которой, кроме частных исследований, носящих более отпечаток личности, нежели народности, мы почти ничего не видим собственно русского, недостаток такого пути ясно виден у нас в искусстве. У нас много было талантов, но до сих пор, судя по всему оконченному, они не только что не составили ничего, в чем видно было бы хотя начало русской школы, а даже не навели на мысль об ее существовании. Одно избрание русских предметов в живописи и попытки подделаться под архитектуру древних русских храмов в зодчестве не составляет русской школы; это только показывает требование ее и даже, может быть, то, что близка минута ее явления.
Многие из благородных защитников нашей народности, увлекшись негодованием против безусловных поклонников Запада, перешли за пределы и вместо того, чтобы нападать на безумное старание усваивать внешность европейской образованности, они восстали против ее самой.
Это увлечение было причиною односторонности взгляда на образованность и гражданственность Европы, произвело странные на них нападки и, что всего хуже, возбудило противодействие во многих людях весьма благородных и всею душою любящих отчизну, но которым страшно видеть, что как будто-бы с именем русской народности непременно должна соединяться вражда ко всему, в чем выказались последние успехи многовековой жизни человека. Впрочем, это нельзя назвать взглядом русского, это увлечение минуты и всего более, я думаю, войн не с Западом, а восстание против прежнего собственного ему поклонения.
Ни в нашей истории, ни в настоящей жизни русский нигде не нападал и не нападает на образованность; он чтит все, что внесла она в мир понятий, чувств и в деятельную жизнь человеческую; но такая почесть еще не скажет того, что он должен пасть пред нею и принять ее иго. «Natura non habet saltus» – давнишнее сказание. В природе нет скачков, и европейская образованность составляет шаг к той, какая должна развиться из нашей истории. Запад Европы во всех явлениях жизни дал миру свои образы и, давши их, исполнил свое назначение; наша восточная Европа пойдет далее. В настоящую минуту мы, истые русские, стоим на распутье и потому наше положение довольно затруднительно: малейшая нестойкость – и Западная Европа привлечет к себе своими обольщениями. Идущему вперед один руководитель – твердость убеждений в высоком значении нашей народности. Ум найдет ей верную опору в глубоком исследовании исторического хода человечества, сердце, в безотчетном сознании своей силы и в крепости нашей веры, с своею чистотою и святостью, соединившей новое достоинство, сделавшейся теперь средоточием не только нашего, но и всеславянского соединения.
Подобное убеждение не уничтожает понятий о человечестве, но оно невольно повторяется в словах, похожих на слова древних веницианцев. Когда папа, уговаривая венецианского посла, говорил ему: «Вспомните, что вы христиане», – благородный сын Венеции отвечал ему: «Святейший отец, прежде, нежели мы были христианами, мы были венецианами». Таков теперь наш ответ космополитам. «Прежде всемирного гражданства, я – сын России».
2. Письмо Чижова к помощнику попечителя Киевского университета Юзефовичу, которого он извещал о намерении своем путешествовать по славянским землям и о плане этого путешествия.
3. Журнал путешествия Чижова в 1845 и 1846 гг. по славянским землям. Здесь описаны свидания его с Шафариком, Гайем и другими учеными; видно, что Чижов занят славянскими идеями, в некоторых местах говорит довольно двусмысленно о возвышении народа, о достоинстве человека и прочее. По местам проявляется идея о соединении славянских племен, под российскую, однако же, державу. Между прочим, он говорит: «Славянский период жизни разовьется у нас и нами двинется». Хотя тут не видно ни политических злоумышлении, ни сообщества с кем-либо, хотя Чижов везде является славянофилом, вроде московских, которые даже печатают подобные напыщенные и двусмысленные фразы; но несколько сомнительны следующие стихи его, написанные им в альбом Кукулевича [301] под названием «Истинному славянину хорвату от брата его славянина русского»:
Хвала тебе, мой добрый брат,
Свободы отчей защититель,
Хвала тебе, душой Хорват,
Славянска дружества ревнитель,
Хвала тебе.
Воюй за право, за народ.
За отчи нравы, достоянье;
Воюй, но не забудь, что ждет
Тебя вдали еще призванье.
Язык вам снова богом дан,
Права у извергов отбиты…
Кукулевич! язык – дар стран,
Народ – не только лишь племиты [302]
Отбивши силою язык,
Отбейте право для народа
И сделайте, чтоб кмет [303] привык
С племитом быть едина рода.
Кукулевич! Вот, что вас ждет,
Вот в чем славянское призванье:
Когда никто друг друга не гнетет,
Свобода лишь тогда народно достоянье.
Доколе нет ее в простом народе,
Не сыщите ее меж избранных людей.
Терпеть не должен друг свободы
Ни вражеских, ни дружеских цепей.
Вот, мой, Кукулевич, завет,
Вот, братское мое воззванье,
Вот, в благодарность за привет
Моей души открытое признанье.
Да будет счастие народа
Заботой истого и верна славянина,
И да идет из рода в род
Под знамем тем славянская дружина.
Составим общий хоровод,
Составим словом, делом, битвой
И возгласим: народ, народ!
Да будет то – славянскою молитвой!
4. Журнал Чижова в переплетенной книге; здесь он замечал разные встречавшиеся с ним случаи, свои расходы и проч[ее]. Между прочим, здесь описаны свидания его с польским выходцем Мицкевичем. Чижов слушал лекцию последнего о славянах и был недоволен тем, что Мицкевич между славянскими племенами почти не упоминал о русских. Поэтому он ходил несколько раз к Мицкевичу, чтобы объяснить ему ошибочный взгляд его и доказать, что, рассуждая о славянах, несправедливо и невозможно забывать о столь могущественном племени, как русские. Но Мицкевич холодно принял Чижова и почти не хотел рассуждать с ним об этом предмете.
5. Записка Мицкевича к Чижову. Из этой записки видно, что Чижов желал быть у Мицкевича и боялся его обеспокоить; Мицкевич же извещает его, что он никогда не обременится посещением столь достойного человека, как Чижов.
6. Письмо гр. Адама Туровского (бежавшего из России в 1845 г.) к Чижову. Туровский жалеет, что он изгнанник, называет Чижова братом по образу мыслей и направлению, и, кажется, сам (Туровский) принадлежит к пылким славянофилам.
7. Письмо Луи Бонапарта, сына Люциана, к Чижову. Луи собирается издавать словарь всех языков и наречий и относился к Чижову о содействии к собранию славянских слов.
8. Письмо бывшего откупщика Голубкова, из которого видно, что последний, по просьбе Чижова, купил на свой счет и отправил за границу церковные книги, сосуды, ризы и другие принадлежности для православной церкви в Персе, что в Истрии: ибо церковь эта, по бедности, не имела необходимых принадлежностей и в продолжение нескольких лет в ней не было богослужения.
9. Записка московского проф. Погодина к раскольнику купцу Большакову с просьбой допустить Чижова к рассмотрению образов в раскольничьих церквях. Погодин, между прочим, говорит, что Чижов может быть к этому допущен: ибо вполне русский и носит бороду. Чижов, между прочим, выставляет это причиной, почему он отпустил себе бороду.
10. Письмо г-жи Свербеевой, урожденной княжны Горчаковой, в котором она уведомляет его о московских писателях, приготовляющих статьи для его журнала. Копия с этого письма уже имелась в III отделении.
11. Книжка на итальянском языке: «О царствовании Екатерины II и Павла I».
12. Брошюра на итальянском же языке: «О событиях в Тарнове во время беспорядков, происходивших в Галиции в 1846 г.».
Между вещами и бумагами Чижова не оказалось ни кольца во имя св. Кирилла и Мефодия, и вообще ничего, чтобы наводило сомнение на связь Чижова с киевскими славянистами и составлявшимся у них Славянским обществом.
Ч. XV, арк. 32 – 40. Оригінал.
Примітки
301. Кукулевич-Сакцинський Іван (1816 – 1884) – хорватський патріот, учений і письменник, учасник ілірійського руху. Кукулевич автор творів «An Kroatien» («В Кроації») «Juran і Sofia» («Журан і Софія») «Gusar» («Гусар») та ін. Головна ідея їх – визволення хорватського народу. В 1842 р. Кукулевич залишив військову службу і поселився в Загребі, де взяв участь у політичній діяльності: в сеймах і на з’їздах вимагав запровадження хорватської мови. У 1848 р. Кукулевич став членом тимчасового уряду Хорватії.
У 1850 р. заснував «Югослов’янське історичне товариство» і працював над виданням історичних документів. Найзначнішим його історичним твором є книга «Borba Hrvatah s Mangoli і Tatari» («Боротьба хорватів з монголами і татарами») (1863). Кукулевич брав участь у роботі Юго-слов’янської академії наук. До кінця життя він боровся за визволення слов’янських народів від турецького й австрійського панування.
302. Племиты – магнаты. – Прим. док.
303. Кмет – чернь. – Прим. док.
Подається за виданням: Кирило-Мефодіївське товариство. – К.: Наукова думка, 1990 р., т. 3, с. 222 – 226.