№ 560 1850 р. квітня, не раніше 5. – Довідка ІІІ відділення про зміст журналу «Московский литературный и ученый сборник» за 1847 р., з якого Г. Л. Андрузьким були зроблені виписки
В бумагах бывшего студента Андрузского обратили на себя внимание выписки из перевода индейской драмы «Торжество светлой мысли», которая напечатана была в Московском литературном и ученом сборнике [795], изданным в 1847 г.
Сборник этот рассмотрен, и в нем оказались следующие замечательные статьи.
I. Торжество светлой мысли, драма в шести актах, переведенная с санскритского языка К. Коссовичем [796]. Драма сия сочинена за 200 или за 150 лет до Р. X. и содержание ее относится частию до религии и частию до происшествий в Индии того времени. Из драмы видно, что тогда в Индии народ забывал священные книги (Веды) и предавался всем порокам. Сочинитель, желая показать вред от пороков и торжество над ними добродетели, вывел на сцену, вместо действующих лиц, царя лжи, любовь (плотскую), корыстолюбие, гнев, ненависть и прочее, а в противоположность им: разум, кротость, смирение, веру и другие добродетели.
В первых трех актах пороки стараются склонить на свою сторону добродетель и выражают многие безнравственные мысли, так что каждый порок оправдывает и восхваляет свое дурное направление. Между прочим, они говорят: «Царь лжи: те, которые доказывают бессмертие души, – не только людей, и себя самих надувают. Послушайте, ежели у всех одинаковы тела, одинакова природа, начиная с головы до ног, так на чем же основано у них это строгое распределение каст? Этого различия я не понимаю. Понимаю различие мужчины от женщины, но тут-то они не допускают различия. Эта жена и это имение должны принадлежать тому-то, это – тому-то. Противное их правилам называется у них беззаконием, беззаконие у них иметь сношения не с своими женами, пользоваться чужим, как своим. То должно делать, а того не должно делать, позволяют себе они говорить, они недостойные даже имени мужчины… Вот Лекаятово учение, то ли дело? Возможно ли не воротиться к нему каждый раз, когда только подумаем о каких бы то ни было системах? Мир видимый – твоя единственная, верховная опора. Земля, вода, огонь, воздух – всему сущность; из них и только в них одних, и ни в чем более, кроме этих стихий, состоит все. Назначение человека, любовь и обладание житейскими удобствами. Мысль образуется от известной настроенности соединенных в человеке стихий, следовательно мыслят в нем стихии. Другой мир не существует. Смерть разрушает вместе и твою настроенность и тебя самого (стр. 31 и 32).
Чарвак (краснобай): «Премудрость, мой милый, заключается только в военном и гражданском уложении. Только одна эта книга содержит в себе существенное для человеческой жизни. Веды (священные книги) – превратная и лживая болтовня. Сообрази, мой милый, жертва совершается человеком тленным, процесс совершения жертвы оканчивается, самая жертва сожигается в тепле. Какой же тут плод от всего этого для жертвоприносителя? Небо, говорят они. Ежели это так, то, без сомнения, они могут наслаждаться и богатыми плодами деревьев, которых стебли и ветви истреблены пожаром. Еще, ежели и животному, убиваемому в жертву, определяется у них небо, то не приличнее ли было бы каждому из этих жертвоприносителей убить прежде всего своего отца, чем безсловесное творение?» (стр. 33).
Тот же Чарвак: «То ли дело – упоительность объятий возлюбленной и то ли с другой стороны, обычай пустоголовых мыслителей, жить подаяниями, поститься, укрощать свои чувства? Ну, потеха с этими бессмысленными животными, да и только. Люди должны отказаться от удовольствий потому, что с ними соединено и горе. Не совершенно ли бестолково это умозаключение? Скажите, пожалуйста, ежели это так, согласится ли на белом свете, хоть один здравомыслящий хозяин отказаться от богатой жатвы риса с колосьями, которые зыблются от бремени белых, превосходных зерен, потому только, что с этими же зернами соединены и плевела и мякина?» (стр. 34).
Тот же Чарвак: «Пусть к тому, чтобы разуметь и хранить значение Вед (священных книг) заглох повсеместно, все порядочные люди беспрепятственно уже ходят широким путем – действовать так, как душе каждого заблагорассудится. Виною же всему этому несовременный век и не я, но во всех этих реформах действует твоя энергия, великий государь (царь лжи). Жители севера и жители запада решительно отложились от закона тройственности (индейская вера). О душевном спокойствии, о смирении не говорят уже нигде» (стр. 36).
Царь лжи: «Приметно еще, что закон, хотя и неотступный товарищ царя любви, позволяет однако нашептывать себе на ухо разные вещи беспристрастию и его собратам… Друг шельма. Тотчас отправься в путь к царю любви и передай ему мою волю. Скажи ему, что так как дошло до моего сведения, что закон уже не надежен и может нам изменить, то не делая никаких отсрочек и не мешкая ни одной минуты, заковать его, без всяких околичностей, в кандалы и содержать под самострожайшею стражею! Ступай! (стр. 40 и 41) [797].
Гнев говорит обиде: «При твоем законном содействии, моя милая, зарезать родную мать, отца, ничего не стоит. Да и что тут толковать? Что такое мать? Ведьма. Что такое родитель, брат? Черви. Убить, искоренить их, это несносное племя родных! Коварная, гнусная челядь врагов, с безобразною личиною теплого чувства – вот что такое родные» (стр. 44 и 45) [798].
Царь лжи: «Закон – выдумка, вечное блаженство – выдумка, путь проповедуемый ведами – выдумка, отчуждение от удовольствий сего мира – выдумка, учение священных книг – выдумка, ведение о плодах, вкушаемых за эту жизнь на небе… выдумка» (стр. 51).
В этом роде и все другие пороки объясняются в первых трех действиях драмы. Царь разум, видя это неустройство и ожидая собственно для себя опасность, вооружается против пороков. Он посылает размышление против плотской любви, терпение против гнева и обиды, довольствие своим против корыстолюбия, жадности, малодушия, клеветы, воровства и взяточничества, кротость против зависти, сознание чужого превосходства против высокомерия и прочее. В продолжении всех последних трех действий происходит борьба между добродетелями и пороками; наконец, первые побеждают, и в Индии начинается безмятежное царствование разума, который соединился с верою; престол его окружили беспристрастие, кротость, покой души и другие следствия добродетели, а из всего этого родилась светлая мысль, т. е. благоразумный и религиозный порядок вещей.
Посему хотя в первых трех действиях пороки высказывают многие безнравственные мысли, но с одной стороны пороки не могут иначе объясняться, а с другой – в последних трех действиях представлены борьба против пороков и торжество добродетели. При этом вера, кротость, безкорыстие и другие добродетели высказывают множество превосходных, самых нравственных правил, так что неприятное впечатление, производимое первыми тремя, совершенно уничтожаются последними тремя действиями и пьеса вообще имеет вполне нравственную цель.
Переводчик, в предисловии и в нескольких примечаниях, прямо указывает, что он не разделяет мыслей, высказанных пороками, называет чувства гнева, об убийстве матери, отца и родственников, бесчеловечными и высказывает отвращение ко всем безнравственным речам пороков.
Выписанные у Андрузского места кажутся преступными, когда их читать отдельно, но кто прочитает целую драму, тот не выведет из нее никакого другого заключения, кроме нравственного.
II. В Московском сборнике помещены еще письма из Вены, сочинение H. Ригельмана [799] «О возможности русской художественной школы», сочинения А. С. Хомякова [800] «Прощание с Францией» и «Женева», сочинение Ф. Чижова «Прага», сочинение М. П. Погодина «Сербские народные песни» [801], перевод H. Берга [802] с предисловием, «Взгляд на современное состояние литературы у западных славян» сочинение И. И. Срезневского, о книге «Памятники Московской древности» сочинение Ф. Чижова.
Все эти статьи исполнены духом славянофильства. В них описываются нынешнее направление, обычаи, литература и просвещение западных славян; особенно в первой статье, сочинение Ригельмана (стр. 196 – 207), заключаются мысли о том, что Западная Европа стареет, что славянские племена, по образованию своему еще юные, должны развиваться более и более и, соединившись вместе, будут господствовать над всеми народами, что этого господства достигнут они в таком только случае, если возобновлят у себя обычаи древних славян и образованность свою будут развивать каждое племя из собственной своей народности, оставив всякое подражание западным европейцам. В статьях Хомякова, Погодина и Срезневского хотя рассуждается только о том, чтобы у славянских племен науки и художества развивались из народных начал, но и в этих статьях мимоходом говорится о соединении славян. Статьи Чижова отличаются особенно привязанностью к России и к русским; он говорит и вообще о славянах, но наиболее о нашем отечественном; для него русское лучше всего чужеземного; он доводит это до того, что желает даже, дабы у нас возобновлено было старинное иконописание, чтобы образа у нас не иначе писались, как по правилам иконописи, п чтобы ь Академии художеств обучали не итальянской живописи, а иконописанию!
Другие статьи сборника, состоящие из сочинений В. А. Жуковского, кн. Вяземского [803], Соловьева [804], г-жи Павловой [805] и прочее, не заключают в себе ничего особенного.
Справка. Обвинять цензора в пропуске славянофильских статей невозможно; ибо Московский сборник дозволен к напечатанию еще в феврале 1847 г., следовательно, до начатия дела об Украйно-славянском обществе; циркуляр же министра народного просвещения о том, чтобы цензоры не пропускали славянофильских статей, состоялся уже в мае 1847 г., и после того ни в журналах, ни в книгах не замечается славянофильского направления.
В том же 1847 г., при производстве Украйно-славянского дела, обращено было внимание и на Московский сборник. В то время предписано было камер-юнкеру Кашинцеву, дабы он с особенным вниманием перечитывал все выходящие в Москве журналы, сборники и книги славянофилов и доносил бы обо всем замечательном.
С того же года Чижов и Хомяков состоят под секретным наблюдением.
Ч. VIII, арк. 218 – 227. Оригінал.
Примітки
Датується за док. № 561.
795. «Московский литературный и ученый сборник» – альманах, що виходив у 1846, 1847, 1852 pp. y Москві. Був органом слов’янофілів. У збірнику надруковано статті лідерів слов’янофілів О. С. Хом’якова, К. С. Аксакова, І. В. Кириєвського та ін. Він був спрямований проти «Петербургского сборника», який видавався в 40-х роках М. О. Некрасовим.
796. Косович Костянтин Андрійович (1815 – 1883) – професор Петербурзького університету по кафедрі санскритської словесності. 1836 р. закінчив Московський університет, викладав грецьку мову в Тверській, згодом 2-й московській гімназіях. У 1845 – 1848 pp. викладав в Інституті східних мов. Потім працював редактором публічної бібліотеки. З 1858 р. викладав санскритську мову в Петербурзькому університеті. Основні праці Косовича: «Элементарная грамматика греческого языка…» (M., 1843), «Торжество светлой мысли». Драма в 6 актах. Перевод с санскритского («Московский научный и литературный сборник»; 1847, стор. 1 – XVIII і 1 – 187). «Сказание о Видьягаре Джимутавагане, повесть Сомадевы Бгатты». Перевод с санскритского (Москвитянин, 1848. – 4. – С. 17 – 50) та ін.
797. Это место выписано в тетрадях Андрузского (прим. док.).
798. Это место также выписано у Андрузького (прим. док.).
799. Йдеться про «Продолжение писем из Вены». Початок під назвою «Два письма из Вены» Рігельмана був надрукований у «Московском литературном и ученом сборнике» за 1846 р.
800. Хом’яков Олексій Степанович (1804 – 1860) – російський громадський діяч, письменник, філософ-ідеаліст. Один з представників ідеології слов’янофільства. Наприкінці 30-х р. XIX ст. проголосив ідею про особливий шлях розвитку Росії, протиставляючи його Заходу. Стаття Хом’якова «О старом и новом» (1839) була першою розгорнутою програмою слов’янофілів. Виступав за скасування кріпосного права.
801. «Сербские народные песни» – збірник сербських народних пісень в шести томах «Серпске народне піесме» В. Караджича (див. ч. V прим. 267), перші три томи яких були видані 1841, 1845 і 1846 pp., а останні – 1863, 1865 і 1866 pp.
802. Берг Микола Васильович (1824 – 1884) – російський белетрист, перекладач, журналіст. Учився в Московському університеті. Викладав російську мову у Варшавському університеті (1868 – 1884), редагував «Варшавский дневник» (з 1874). Із записок і спогадів найбільший інтерес становлять «Записки о польских заговорах и восстаниях 1831 – 1862» (1873). Берг посідав помітне місце серед поетів-перекладачів XIX ст. («Песни разных народов» – переклади з 28 мов). Зокрема, він переклав сербські пісні, які були надруковані в «Московском литературном и научном сборнике», який розглядається в даному документі.
803. Вяземський Петро Андрійович (1792 – 1878) – князь, російський поет і критик, державний і громадський діяч. Був у близьких стосунках з декабристами. У вірші «Негодование» викривав кріпосництво і деспотизм. 1821 р. був усунутий від служби. 1828 р. написав сатиричний вірш «Русский бог», спрямований проти бюрократії. З кінця 1828 р. різко змінив погляди, перейшовши на консервативні позиції. 1830 р. був поновлений на службі, займав посаду товариша міністра народної освіти, керував цензурою.
804. Соловйов Сергій Михайлович (1820 – 1879) – російський історик, професор Московського університету (1847 – 1879), академік. Автор 29-томної «Истории России с древнейших времен» (1851 – 1879), в якій зібрав і проаналізував величезний фактичний матеріал.
805. Павлова (Яніш) Кароліна Карлівна (1810 (?) – 1893) – письменниця і перекладач. У 30-х роках зблизилась із літературним гуртком, до якого входили М. М. Язиков, М. О. Дмитрієв, П. Л. Вяземський, І. І. Панаєв. Перекладала з російської на німецьку, французьку, а також з німецької та англійської – на російську. Переклади друкували в «Современнике», «Отечественных записках», «Русском архиве» та ін.
Подається за виданням: Кирило-Мефодіївське товариство. – К.: Наукова думка, 1990 р., т. 2, с. 581 – 584.